Но я отвлекаюсь. Итак, Бог так хотел, и на месте нынешней приграничной державы изначально простиралось довольно-таки обширное море. В нем водилось много рыбы. Водился в том море и Цмок, этакая персонификация всеобщего злого начала. Цмок был очень прожорлив, а посему вскоре сожрал в том море всю тамошнюю рыбу. Тогда, в поисках дальнейшего пропитания, Цмок решил выбраться на сушу и ничего умнее не придумал, как поднять дно морское наверх и таким образом создать новую сушу. Абсурд! Ведь если в море ничего живого, то есть съедобного, и так уже не было, то что он, Цмок, мог теперь отыскать на его дне, превращенном им в сушу? Однако тамошние жители над подобным алогизмом не задумываются. Вместо этого они тупо, настойчиво твердят: вот, мол, почему на нашей земле так много озер и болот — это оттого, что все это раньше было морским дном. И свято верят в это. Дикари! О том, что подобная сильная заболоченность почвы есть последствие ледникового периода, они и представить себе не могут. Вместо этого они твердят: наша земля не Божья, но Цмокова, ибо это он, Цмок, поднял нашу землю со дна моря, он и сейчас нашу землю поддерживает, не дает ей вновь опуститься на дно, так что живем мы единственно Цмоковыми стараниями, а Богу наша земля не нужна, Бог ее не создавал и создавать не собирался, она ему чужая, и потому, как только его, Цмока, не станет, Бог снова нашу землю на дно морское опустит. Вот так, не больше и не меньше! Ну и, конечно, из всего вышеизложенного тамошние жители делают весьма логичный на их взгляд вывод: пока жив Цмок, будут живы и они. По крайней мере, у них и их потомков будет своя земля. А не станет Цмока, так у них немедленно начнется стремительное опускание суши, местный потоп, тектонический сдвиг весьма катастрофического характера — и основная часть населения, без всякого сомнения, погибнет, а те немногие счастливчики, которым удастся спастись, останутся без крова и без родины. Что ж, в той системе координат, в которой все это замыслено, вывод вполне резонный.
Примерно такой же вывод — только в корявых, диких выражениях — сделал в конце своей речи и старый полесовщик. А напоследок, для большего, надо полагать, воспитательного эффекта, он еще и добавил:
— И все это из-за тебя будет, паночек! Из-за тех чучел тамтэйших!
— Да почему это из-за меня? — наигранно удивился пан Михал. — Не я, а ты всему виной. Я разве бы когда Цмока один нашел бы? Нет! А это ты меня ведешь — тебе потом и отвечать!
Цимоху эта шутка очень не понравилась. Он по- волчьи сдвинул брови и хотел было уже что-то сказать — без всякого сомнения, одну из своих нелепых варварских угроз…
Но вдруг, что-то почуяв, он замер, прислушался, потом сделал своим спутникам весьма красноречивый знак рукой, чтоб они затаились, а сам легко и тихо, словно призрак, прошел несколько шагов вперед, затем так же бесшумно отвел одну из веток в сторону, привстал на цыпочки, вытянул шею…
И снова замер. Потом, спустя не такое уже и продолжительное время, он, не оборачиваясь, опять же красноречивым движением руки пригласил Михала и Змицера подойти к нему поближе.
Те подошли. Глянули Цимоху через плечо…
И увидели Цмока! Выглядел тот Цмок совершенно таким, каким его и описывал старый полесовщик, ссылаясь на последнюю с ним встречу. То есть был тот цмок обычным — если можно так сказать, — обычным серым приземистым ящером в пять-шесть шагов длиной, с острой гребенчатой спиной, отвратительной зубастой пастью, маленькими красными глазками…
Нет, эти глазки они рассмотрели потом, а поначалу Цмок не смотрел в их сторону. Он вообще никуда не смотрел, а мирно дремал на поляне, нежась под лучами теплого вечернего солнца. Цмок лежал на голой земле, потому что травы там почти что не было. Не было там и деревьев, не было и кустов. Поэтому то место и называлось старыми вырубками. Хотя никто там никогда ничего не рубил — там изначально, возможно, с самого Дня Творения ничего не росло.
— Тощий какой, — тихо сказал пан Михал.
— Ага, — согласился Цимох. — Значит, голодный, — и нехорошо усмехнулся.
— Ну, ты! — резко сказал пан Михал.
Услышав это восклицание, ящер мгновенно поднял голову и посмотрел на людей. Вот тут-то они и увидели его маленькие красные глазки. Глазки были очень злобные.
— Змицер! — сказал пан Михал.
Змицер подал ему аркебуз. Аркебуз был не фитильный, а новомодный, кремневый, поэтому пан Михал, взяв его в руки, сразу почувствовал себе уверенней и приказал Цимоху:
— Веди! Не бойся, я стрелять не буду. Первым не буду, я сказал!
— Ну, пан! — сказал Цимох. — Я-то чего, я уже старый, мне все равно. Пойдем!
И они, все трое, вышли из-за кустов. До ящера — или до Цмока? — было шагов пятьдесят, не больше. Земля у них под ногами казалась довольно сухой, то есть надежной. И места вокруг было много, так что, в случае чего, было куда бежать.
Однако такой необходимости пока что даже не предвиделось. Ящер, не выказывая ни малейших признаков агрессивности, лежал в своей прежней ленивой позе и, если можно так выразиться, без особого интереса наблюдал за людьми, которые, выстроившись в ряд, медленно, чтоб не спугнуть (или самим не напугаться?), приближались к нему. По центру шел пан Михал, Цимох слева, а Змицер справа от него. Аркебуз пан Михал держал наготове, наперевес перед собой. Когда до Цмока оставалось шагов тридцать, Цимох тихо сказал:
— А он на аркебуз смотрит. Ого как щурится!
— И то! — сказал пан Михал. — Он же таких еще не видел. Новинка!
— Ну-ну! — опять нехорошо усмехнулся Цимох.
После чего они прошли еще несколько шагов, как вдруг Цимох схватил пана за рукав. Они — все трое — сразу остановились.
И не зря! Ящер вдруг резко ударил хвостом по земле, подскочил на своих коротеньких толстых ножках и, не сводя глаз с людей, хищно ощерил пасть.
— Ох, какая зверюга! — не скрывая своего восхищения, вполголоса воскликнул пан Михал. — А шкура у него какая?
— Пуля не берет, — недовольным голосом ответил Цимох.
— А если прямо в пасть… — начал было пан Михал…
Но тут же замолчал, ибо ящер с громким клацаньем захлопнул пасть и… да! и словно бы насмешливо усмехнулся. Змицер невольно отступил назад.
— Стоять! — велел ему пан Михал.
Змицер вернулся на место. Вид у него был очень напуганный. А вот пан Михал и Цимох, эти держались хорошо. Даже когда ящер пошел им навстречу, они не проявили ни малейшего беспокойства. Мало того, пан Михал радостно прицокнул языком и сказал:
— Я ж говорил, что это динозаврус. Динозаврус и есть. Ох, ты, Цимох, разбогатеешь!
Цимох ничего не ответил. Ящер, переваливаясь с боку на бок, подходил к ним все ближе и ближе.
Когда до ящера оставалось не больше десяти шагов, Михал осторожно взвел ударный боек и довольно быстро, но плавным движением, без суеты, навел ствол аркебуза на зверя. Целился пан Михал от бедра, без сошки. Да что там было целиться?! Бей прямо, вот и все!..