Не то что мой ободранный муниципальный дом в Кингсмите.
Даглас Келли прищурился и моргнул.
Я стоял на верхней ступени лестницы, заложив руки за спину.
— Даглас, мы можем войти? Пожалуйста.
Он несколько раз открыл и закрыл рот, как будто пробуя воздух на вкус, затем повернулся и медленно пошел в дом. Не проронив ни слова.
Мы прошли вслед за ним в гостиную. Даглас плюхнулся на кожаный диван и протянул руку к чашке с чаем. Взглянул на каретные часы, стоявшие на каминной доске, — в захламленной комнате их тиканье резало уши. На полированных половицах был выстроен кубистический город из картонных ящиков, на каждом трафаретом была нанесена красная белка в комбинезоне, а под ней шла надпись «СЭММИ — НОЧНЫЕ ГРУЗОВЫЕ ПЕРЕВОЗКИ — ТОЛЬКО ЧОКНУТЫЕ ДОВЕРЯЮТ ДРУГИМ!!!».
Желтый свет стоявшего в углу торшера освещал комнату.
Я облизнул губы. Сделал глубокий вдох:
— Даглас, вы поймете… — Тут зазвонил мой мобильный телефон. — Твою мать… — Вытащил чертову штуковину из кармана, уронил, но успел подхватить, прежде чем он ударился об пол. На дисплее надпись «КЕРРИГАН, Миссис». Нет, спасибо. Вырубил и сунул обратно в карман. — Простите.
Тик-так, тик-так, тик-так.
На улице под окнами проехала машина.
— Даглас, это… — Вторая попытка.
— Извините за беспорядок. Нам следовало бы давно распаковать вещи, но… — Он моргнул и прикусил нижнюю губу. Из носа со свистом вырывалось дыхание. Бледно-голубые глаза блестели. Он потер их рукой. Посмотрел на свой чай. — Простите. Это просто…
Тик-так, тик-так, тик-так.
— Даглас, мы нашли…
— Все эти годы вы приходили и садились с нами — каждое шестнадцатое сентября, даже когда у Анжелы случился нервный срыв… Вы не должны были этого делать.
— Даглас, мне очень жаль, мы нашли…
— Не говорите этого. Пожалуйста. — Фарфоровая чайная чашка затряслась в руках. — Пожалуйста…
Тик-так, тик-так, тик-так.
— Все о’кей. Расслабьтесь. — Доктор Макдональд пробралась через коробки, присела на корточки перед Дагласом Келли и положим руку ему на колено. Точно так же, как она сделала с родителями Хелен Макмиллан.
— Это… — Даглас, кусая губы, зажмурил глаза.
— Это случилось очень, очень давно. Она больше не страдает, и он больше не может сделать ей больно. Все кончено.
— Кто… — По его носу скатилась слеза. — Кто… — Он открыл глаза — они были красными и опухшими. Губы тряслись.
— Все о’кей, Даглас. Все о’кей. Все кончено. Она…
Даглас Келли ударил доктора Макдональд чайной чашкой прямо в лицо. Чашка разбилась вдребезги, и, как в замедленной съемке, тонкие осколки разлетелись в разные стороны, словно расцветающий цветок, перемешиваясь в воздухе с чайными брызгами. Доктор Макдональд хрюкнула, завалилась на спину, очки слетели с носа и ударились о камин. Даглас стряхнул оставшиеся куски чашки на пол и сжал руку в кулак. Потом вскочил с дивана и бросился на нее.
Я согнул колени и сделал бросок вперед. Потом все снова пошло на нормальной скорости.
Бац! Я врезался ему в бок, опрокинул навзничь и прижал к кожаному дивану. Он сопротивлялся, пинался и вопил:
— КТО ВЫ ТАКИЕ, МАТЬ ВАШУ?
Я заломил ему руку за спину:
— Успокойтесь!
— ЭТО НЕ О’КЕЙ! ЭТО НИКОГДА НЕ БУДЕТ О’КЕЙ!
Он взмахнул ногой, и доктор Макдональд снова хрюкнула.
— Даглас, успокойтесь! — Я сильнее заломил ему руку, вдавливая лицом в кожаную обивку дивана. — Хватит, успокойтесь…
Он брыкался, извивался, сыпал проклятиями и наконец — казалось, что прошло несколько часов, — обмяк. Плечи затряслись, и он зарыдал.
Доктор Макдональд, скорчившись, сидела у камина и смотрела на ладонь левой руки. По лицу из рассеченной брови текла кровь.
— У меня кровь…
Я отпустил Дагласа и отошел от дивана. Он не шевелился — просто лежал там и плакал. Я помог доктору Макдональд подняться на ноги.
Она запуталась в своих ярко-красных кедах.
— У меня крооовь… — Нахмурилась: — Где мои очки?
Я вынул их из камина и протянул ей. Одна дужка была погнута.
На диване Даглас, закрыв руками голову и подтянув колени к груди, свернулся в клубок.
— Ханна… — Он начал качаться взад-вперед. — Спасибо тебе, Господи, все кончено…
— Ой… — Доктор Макдональд одной рукой держалась за внешнюю стену дома, другой прижимала к брови комок выпачканных в крови бумажных кухонных полотенец.
Снова начался дождь. Стемнело. Диккенсовские уличные фонари зажигались, как только темнота включала их автоматические сенсоры.
— Обычно он не такой. — Я оглянулся на дом, в котором Даглас Келли наконец-то начал оплакивать свою дочь. К тому же он был неправ — ничего не закончилось. Потому что на следующий год, шестнадцатого сентября, еще одна самодельная открытка упадет в его почтовый ящик, и все начнется снова. И на следующий год ему тоже придет открытка, и еще одна через год… — Уверены, что вам не нужно болеутоляющее?
— А мы не можем просто поехать в больницу? Пожалуйста.
Где-то высоко над нами в темно-сером небе проревел самолет, его навигационные огни мигали красным и зеленым Счастливые ублюдки, сваливают отсюда… Вот дерьмо.
На другой стороне улицы к перилам, ограждающим парк, прислонилась женщина. Дым от сигареты струйками завивался под куполом ее черного зонта. Длинное пальто из верблюжьей шерсти, черный костюм, золотисто-каштановые волосы собраны на затылке в конский хвост. Квадратные очки в тонкой оправе. Дженнифер.
Надо же так напороться, черт побери.
Я вытащил ключи от машины и сунул их в руку доктора Макдональд:
— Идите и ждите меня в машине. Я приду через минуту.
— Но я не…
— Максимум через две минуты.
Я положил ей руку на поясницу и отправил вниз по ступенькам к тротуару, но направлению к моему дряхлому «рено». Она слегка сопротивлялась, но все же продолжила идти.
Дженнифер бросила сигарету, затушила ее черным ботинком на высоком каблуке и, сунув руку в карман, пошла через дорогу. Улыбнулась как ясное солнышко:
— Эш! Давно не виделись. Ты ищешь… — Пауза — это она увидела мое лицо, — потом снова заулыбалась: — Нормально. — Лживая корова! — Как дела?
Я кивнул:
— Дженнифер.
Она подошла совсем близко, так что зонт накрыл нас обоих. Дождь стучал по черной ткани. От нее пахло чем-то мускусным и перечным, с оттенком лимона — наверное, французское и очень дорогое.
— Столько времени прошло. — Она наморщила маленький вздернутый носик. В уголках глаз появились морщинки. Это было что-то новое. — Я думала о тебе.