— Мама его так называет. — Руки сложены на груди, нижняя губа выпячена.
— Вообще-то, — пискнула доктор Макдональд с заднего сиденья, — мы не могли бы ехать помедленнее? В смысле, здесь ограничение скорости до двадцати, а мы делаем почти сорок, и я не хочу погибнуть в автомобильной аварии, так что не могли бы вы, пожалуйста…
— Мать знает, чем ты занимаешься? Пьешь, издеваешься, дерешься? Твоя учительница показала мне письма из местных магазинов — тебя туда не пускают, потому что ты крадешь! Моя дочь — вор!
— Я не…
— Все это время я защищал тебя, а ты… Я тебе верил.
— Они врут. Они все врут!
— Осторожно, автобус!
Я резко крутанул руль вправо — какой-то придурок-водитель автобуса стал тормозить не глядя. Проревел мимо него. А ублюдок оказался такой наглый, что фарами мне поморгал.
— Обманываешь, крадешь, пьешь… что потом — наркотики? Или ты уже?
— Кто бы говорил! Ты сам на наркотиках всю мою жизнь сидишь!
Твою же мать…
— Это лекарства, это совсем другое!
— Как только тебя касается, «это совсем другое», так, что ли? НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!
Откинулась на спинку кресла — ноги скрестила, руки скрестила, смотрит в окно. Желваки играют, губы шевелятся, как будто за ними скрывается какая-то обида, пытающаяся вырваться. По щеке покатилась слеза, а она даже не попыталась ее вытереть.
Выехали на Крейгхил-драйв, с ее высокими домами из песчаника и линией бутиков.
Маленькое неблагодарное отродье.
Все это время держала меня за чертового идиота.
Доктор Макдональд откашлялась:
— Я понимаю, что сейчас все кажется довольно-таки непримиримым, но если бы вы оба просто поговорили о том, что вы на самом деле чувствуете, в смысле, честно и открыто, я уверена, мы смогли бы решить эту проблему.
Кети сидела с дрожащими губами, рта не раскрывала. Я тоже ничего не сказал.
— Я знаю, Кети, что ты на самом деле не испытываешь ненависти к своему отцу, тебе плохо, потому что…
— Заткнись, а? Просто заткнись. Ты меня не знаешь. Меня никто не знает.
Вот и все, поговорили.
Доктор Макдональд попыталась встрять еще пару раз, но все было бесполезно — все равно, что писать против ветра, — и она оставила нас в покое.
Ботинки Кети протопали по ступенькам лестницы, хлопнула дверь ее спальни.
Обои на стене в холле охладили мой лоб, но кровь так и не перестала пульсировать.
Доктор Макдональд закрыла входную дверь. Переступила с ноги на ногу. Потерла ладонью плечо:
— Отличный дом.
Куда лучше проклятой кучи дерьма в Кингсмите.
Бросил ключи Кети в чашу, стоявшую на столике в прихожей, пошел на кухню. Здесь был полный комплект — заставил того парня, который был мне должен, полностью обновить ее. Это стоило бы мне кучу денег, не застань я его крадущим стройматериалы со строительной площадки. В углу сверкающим серым обелиском стоял холодильник, я вытащил молоко и поставил пакет на гранитную столешницу. Хмуро посмотрел на него:
— Чаю хотите?
— Она на самом деле не может вас ненавидеть — она огорчена и поэтому бесится. — Доктор Макдональд стояла, прислонившись к дверному косяку. — Вы раньше всегда ее поддерживали, а сейчас вы на их стороне, и совсем не важно, правы они или нет. Все равно она воспринимает это как предательство.
В холодильнике было вино и бутылка джина. Давненько я не прикасался… Это все из-за таблеток. Закрыл дверь холодильника и, не запивая, проглотил пару таблеток диклофенака.
— Эш, хотите я поговорю с ней?
Ворует, врет, дерется… Да еще и заявляет, что мои разборки с Итаном Бакстером — это то же самое, что для нее над малышней издеваться.
Доктор Макдональд переступила с ноги на ногу:
— Пойду попробую выяснить, что на самом деле ее беспокоит. Это, конечно, не моя специализация, но если я могу залезть в голову серийному убийце, то, наверное, смогу то же самое проделать с двенадцатилетней девочкой, ведь все мы, по сути дела, одинаковы…
Я пил чай, посматривая в окно на сад, который когда-то был моим. В тусклом сиянии отраженного солнечного света все превратилось в силуэты — собственными руками построенный детский игровой городок, вишневое дерево, которое мы посадили вместе с Ребеккой и которое не принесло ни единой вишенки, собачья будка, в которой никогда не было собак, навес, который свалился после того, как я его поставил…
Сверху доносились вопли Кети, за каждым из которых слышался голос доктора Макдональд, говорившей что-то успокаивающее настолько тихо, что невозможно было разобрать. Мало-помалу крики стихли и превратились в едва слышное бормотание.
Кажется, доктор Макдональд была права насчет двенадцатилетних девочек и серийных убийц.
Взял с базы домашний телефон, полистал список номеров, пока не наткнулся на: МАМА — РАБОТА.
Никто не ответил. Конечно, кому было отвечать — Мишель была на совещании.
Вытащил мобильник и послал сообщение:
Кети исключили из школы.
Издевалась над первоклассницами.
Напала на учителя.
Сейчас дома (роуэн драйв).
Получилось что-то вроде воплей со второго этажа.
Выплеснул остатки чая в раковину. Снова включил чайник.
Может быть, доктор Макдональд сможет помочь Кети? Мысль хорошая.
Освободите меня от ваших родительских заблуждений.
В одном из ящиков за стопкой чайных полотенец лежала пачка печенья — гарантированное место, в котором Кети не могла их найти. Этого ящика она сторонилась, как чумы, — как бы ее не заставили тарелки вытирать. По крайней мере, что-то в этом мире не меняется.
Зазвонил домашний телефон — несколько экстравагантная версия мелодии вальса. Я побыстрее схватил трубку, на тот случай, чтобы Кети меня не опередила.
Мишель:
— Кети Джессика Николь, как так получилось, что тебя исключили из школы? Ты о чем, черт бы тебя побрал, думаешь?
— Это Эш.
— О-о… Я не…
— Так, значит, она теперь Кети Николь, да? Кажется, мы обо всем договорились.
Пауза.
— Как ты мог позволить, чтобы ее исключили из школы?
— Директриса ее остановила, когда та избивала первоклашку, ну, тогда Кети бросилась на нее, попыталась горло вырвать. И каким образом я мог это дело прикрыть?
В саду на заднем дворе на перекладину детского игрового городка села сорока, защелкала, зацокала.