КЗ содрогнулся:
— Зачем?
— Что зачем? — удивился Станислав Владимирович.
— Зачем вы мне все это показали? Я же для вас просто камушек в ботинке. Убили бы, и все дела.
— Ну, дорогой мой, так было вначале, а сейчас вы заставили меня поволноваться и испортили мое реноме. Так что я с удовольствием уделю вам побольше времени.
КЗ стиснул зубы и, набычив голову, тихо спросил:
— А если я опять выживу?
Станислав Владимирович ослепительно улыбнулся:
— Ну что вы, Иван Сергеевич, совсем уж мне не доверяете?
Он подошел к ширме, отгородившей часть комнаты, и отодвинул ее. За ней оказались стол и кушетка.
— Видите, — Станислав Владимирович указал на знакомый стилет, — руоповцы считают, что вы специально подставили их товарища. Они на вас злы и, следовательно, сделали ошибку. Они ведь вас не обыскали. Вопиющий непрофессионализм. Клянусь, это не было предусмотрено, я сам не ожидал от них такого подарка. Каждый из тех, кто коснулся вас, счел необходимым вас пнуть, но ни один не проверил карманы. И в этом их проблема, потому что все заснято на пленку другим, скажем так, подразделением. И вскоре полетят некоторые головы. Между прочим, очень кстати. А вы, воспользовавшись этим проколом, попытались подкупить следователя прокуратуры. И представьте себе, вам это удалось. Везунчик вы, однако! — Станислав Владимирович восхищенно всплеснул руками. — Поэтому в ближайшее время у достойнейшего Анатолия Александровича Баргина никак не будет времени заниматься вашими проблемами, ему хватит своих.
КЗ обреченно прикрыл веки. Взгляд, который этот странный Триглав бросил на него, зацепил еще одного, какого уже по счету, КЗ не знал.
— Но это не главное, главное, что они просмотрели ЭТО. — И он опять указал на стилет. — Поэтому, когда вас забрали от следователя, с которым у вас все было «на мази», вы психанули в машине: набросились на конвоира и выпустили ему кишки. — И он указал на худенького паренька, мирно посапывающего на кушетке. Затем вновь улыбнулся и развел руками: — К счастью, конвоир успел нажать на спуск своего АКС-74У и выпустил в вас полный магазин.
— Вам не замести следы! В машине есть еще люди. Вы не посмеете убить всех…
— Это мои проблемы, Иван Сергеевич, но по секрету скажу, остальные — мои люди. И если бы нам не был нужен жертвенный агнец, то моими были бы все трое, весь караул.
И тут КЗ увидел Сыча. Тот стоял у стены и с обычным сумрачным видом разглядывал Станислава Владимировича. У КЗ сердце чуть из груди не выпрыгнуло. Он прошептал: «Сыч, забери меня отсюда, я очень, очень хочу знать, мне необходимо знать, Сыч», Станислав Владимирович насторожился. КЗ перевел взгляд на него. Сыч не подал никакого знака, но КЗ был уверен, что он пришел за ним.
— А если я сейчас исчезну?
Станислав Владимирович отреагировал мгновенно. И не так, как это сделало бы большинство людей. Он кивнул двоим жлобам, стоящим по бокам стула, на котором сидел КЗ:
— Положите руки ему на плечи и не отпускайте.
— Чего? — оба обалдело вылупились.
Но Сыч вдруг оказался у стула и буркнул:
— Пошли.
КЗ протянул руки, все еще скованные наручниками, и взял со стола кассету с последними минутами жизни Натали. Потом встал и двинул за Сычом. Сзади раздались изумленные возгласы. Пару раз пальнули, после чего поднялся полный шухер. Откуда ни возьмись вылетели толпы охранников, но они с Сычом невидимками прошли через двор, вышли на улицу и направились к аллейке. Сев на первую же лавочку, Сыч достал из кармана какой-то сухой стебелек, пожевал и плюнул на наручники. Замок хрустнул, взвизгнул, и полукольца раскрылись. Сыч выкинул наручники в кусты и двинулся в гущу кустарника.
— Пошли, сейчас собак спустят, им глаза отводить труднее, они носом видят.
Они прошли с полсотни метров, несколько раз повернули и вышли к какому-то пруду. КЗ четко помнил, что сквер был небольшой, никакого пруда просто быть не могло, но Сыч мерно шел рядом, а КЗ уже отвык удивляться чему бы то ни было, происходящему с ним в присутствии Сыча, да и сил не было. Только вечером, уже на последнем издыхании рухнув на кипу прошлогодней листвы в очередном схроне Сыча, КЗ спросил:
— Сыч, почему ты меня спас?
Тот, по обычаю, долго молчал, но потом вдруг заговорил нараспев:
— И ослепнет мир, и будут люди рождаться и умирать, не зная ни света, ни правды Родовой.
И родится «слепой», коего взгляд Триглава не сможет в небытье повергнуть.
И отметит его Перун знаком своим, и даст в побратимы с запада, с севера, с востока и юга.
И прозреют они, и вернутся на Родов путь, и придут многие за ними вслед.
Только гораздо позже КЗ осознал, что они вышли из Москвы, ни разу не переходя асфальт. Как ступили на дерн, так и начали петлять между кустов и деревьев. А на третий день вышли на знакомую полянку. Обогнув уже привычную разлапистую ель, КЗ выскочил на полянку и ошалело огляделся. Дед Изя с каким-то пожилым мужчиной в прекрасно сшитом костюме, но с подвернутыми брюками и босиком сидел на своей любимой лавочке у колодца. КЗ озадаченно повернулся к спутнику:
— Ну, Сыч, ты должен мне объяснить.
— Чего?
— Не пудри мне мозги, где мы окружную перешли? И что это за место, до которого от Москвы за три дня пешком доберешься, а от него за полтора дня до Бологого дотопаешь?
Но тот лишь повторил сакраментальную фразу:
— Захочешь — узнаешь, — и ушел в дом.
КЗ тяжело вздохнул и, поздоровавшись с несколько оторопело таращившимся на него гостем деда Изи, побрел следом за Сычом. Немного побаливали синяки, но от пережитой обработки КЗ ожидал гораздо большего. А может, опять Сычовы заморочки?
В горнице на его кровати лежал какой-то парень. Его глаза были закрыты, а лоб покрыт испариной. Над ним склонился Сыч и, оттянув веко, что-то рассматривал в зрачке.
— Кто это?
— Убогий. — Сыч отпустил веко. — Руки-ноги отнялись, и боль как червь точит, помрет скоро, коли не вылечить. Ежели не от болезни, так сам себя порешит.
КЗ подошел поближе и пригляделся к парню. Тот явно не всю жизнь был убогий. Кость широкая, грудная клетка куполом.
— Иди на двор, — обронил Сыч.
На дворе уже никого не было. КЗ поторчал на лавочке, потом цапнул мешок для шишек и по старой памяти отправился в лес.
Ужинали вчетвером. Дедов гость куда-то исчез. А парень сидел в кровати и с ошеломленным выражением лица держал в дрожащей руке чашку.
КЗ, чувствуя себя старожилом, подумал: «Погоди, дорогой, это еще цветочки, через недельку голова кругом пойдет». После ужина КЗ убрал со стола и, постелив себе на лавке у печи, подошел к кровати: