Летом Сыч обучал их воинской премудрости.
— Перун — бог воинов и все свои дары защитникам и заступникам земли Родовой вручил, посему прямая наша обязанность всему этому обучиться.
Конрад тут же оседлал своего конька и стал развивать теорию о возникновении Сычовых премудростей от безысходности.
— Нет, вы посмотрите, — горячился он, — со степи волны идут, сначала гунны, потом саксы, потом аланы, все этими местами прошли, да и других народов сотни, что мы не знаем. Кто из них исчез, кого следующая волна с места сдвинула. Саксов вон до Британских островов оттеснили, а славяне удержались. Хазар отбросили, половцев, печенегов, — перечислял он, старательно выговаривая имена народов, известных по зимним сказам старейшины Изяслава, — за счет чего? Вот ведь ответ — Собор Перуна. Создали генерацию воинов, способных малым числом держать степь.
По осени Сыч опять вывел их за ограду и указал в сторону леса:
— Пора вам молодших братьев искать.
Неделю КЗ бродил по укромным урочищам, прислушиваясь к глубинным ощущениям, и наконец однажды под утро он проснулся как от толчка. Где-то недалеко шла охота. Он вскочил на ноги и помчался сквозь лес. Вскоре он вылетел на пригорок и притормозил. Внизу, на небольшой прогалине, стояли друг против друга красавец лось и крупный, матерый волчара. КЗ захлестнула волна волчьих ощущений. Он на несколько секунд замер, привыкая к новому чувству единения с сильным, могучим зверем, а потом осторожно двинулся вперед, приближаясь к лосю. Волк почувствовал его. На несколько мгновений растерялся от неожиданности. И лось, угадав эту растерянность, прыгнул, загибая рога. Но КЗ оказался быстрее. И огромный, горделивый зверь рухнул рядом с волком с порванным человеческой рукой горлом. Напившись крови и наевшись до отвала сырого мяса, КЗ и волк посмотрели друг другу в глаза. КЗ поднялся и пошел к дедовой избе. Волк постоял немного, будто раздумывая, потом шумно выдохнул и скачками помчался догонять человека.
Они вернулись последними. Когда они на пару перемахнули ограду, от колодца поднялись лохматые и даже чем-то похожие Конрад и медведь. Ласка на плече Эльхи вскинула мордочку, в вышине послышался клекот сокола, а Бьерн, почесав лежащую у его ног крупную выдру, улыбнулся и сказал:
— Вот и Волк вернулся. Теперь все в сборе.
Утром Волк проснулся с ощущением близкого расставания. Чем бы там ни являлись эти вещие сны, волей Перуна, или самого Рода-прародителя, или, как считал Конрад, результатом работы глубинных слоев подсознания, но с тех пор как Волк научился обращаться к воле богов, они его ни разу не подвели. Волк полежал еще немного, приводя в порядок мысли и ощущения, потом встал и подошел к воротам.
За воротами его ждал Сыч. Даже волхв не смеет разомкнуть круг ограды, пока общающийся с богами не сделает это сам. Поглядев на Волка, он сразу все понял:
— Уходишь?
Волк склонился в глубоком поклоне:
— Благослови, мудрейший.
Сыч неторопливо подошел к идолу Перуна и провел сухими, узловатыми пальцами по грубо обозначенным рельефным рукам.
— Сядь.
Волк молча повиновался.
— Говори.
— Виделось мне: волк с кабаньим выводком схватился. Деревья и кусты поломаны, береза молодая соком истекла. Волк сильнее, весь выводок положил, но самый матерый кабан в бой не вступил. Издали посмотрел и ушел. — Волк напряженно смотрел на Сыча. — И ушел совсем не потому, что слабее, но вот почему, я не понял, мудрейший…
Сыч заглянул в зрачки ученика и покачал головой:
— Это он, отрок, — Сыч вынырнул из глубин Ивановой памяти, — тот, кто отмечен знаком Триглава.
— Я догадался, мудрейший, — сказал Волк. — Но почему он ушел?
— В этот раз боги дают вам только встречу. Поединок будет позже. Но будет обязательно. Ты не увидел — он ушел волчьей тропой, значит, ей он и вернется.
От ворот послышался шорох. Собеседники повернули головы. В воротах стоял старейшина Изяслав, а за ним маячили остальные. Старейшина, тяжело ступая, двинулся в глубь святилища, переводя с волхва на Волка вопросительный взгляд.
— Ты был прав, старый Медведь, — произнес Сыч. — Они уходят.
Волк удивленно уставился на них.
— Но ведь сон касался только меня? — сделал большие глаза Волк.
Волхв грустно улыбнулся:
— Этот да, но теперь каждый увидит свой сон. Пришло время отрокам уходить в мир, становиться воинами. Где бы вы теперь ни были — вы вместе, однако, держась за родительский подол, сильнее не станешь.
— Но я думал, что, выполнив предопределенное, вернусь, — горестно молвил Волк. — Мне же еще так много надо узнать!
Сыч грустно улыбнулся:
— Захочешь — узнаешь. — И, потрепав его по плечу, добавил: — Ты же теперь знаешь как…
— Ну, дети мои, — обратился он к остальным, — чей сегодня черед?
Вперед шагнул Бьерн. Волк посмотрел ему в глаза и еле слышно прошептал: «Хом-м». Выдра улыбнулся. Перед самой инициацией, буквально за неделю до того, как они отправились искать своих молодших, Волк и Выдра затеяли потасовку. Оба когда-то занимались борьбой и никак не могли понять, почему старшие не устраивают ничего подобного спаррингам. Вот они и начали возиться на дворе.
Волк пришел в себя, лежа на траве, прижатый к дерну телами старейшины и Конрада, а Бьерна держали остальные. Сыч стоял посредине и гневно взирал одновременно на обоих. Как это у него получалось, Волк не понял, однако позже научился подобному сам.
— Никогда, запомните, НИКОГДА вы не должны биться между собой.
Позже, когда они чинили разнесенную в щепки ограду, ладили новый сруб на колодец и перебирали выбитые венцы стены, Волк спросил у Бьерна:
— Слушай, а что ты чувствовал?
— Я не помню, — отозвался Выдра. — Конрад рассказывал, что я бормотал что-то вроде «Хом-м» и волосы стояли дыбом. — Он провел по свежезатянувшимся шрамам на левом плече и груди. — Говорят, ты меня чуть на куски не порвал.
— Ага, — отозвался Волк, — а мне говорят, что еще немного, и ты отвинтил бы мне голову.
Они посмотрели на свежеврытые столбы ограды, новые венцы колодезного сруба, Волк вздохнул и подвел итог:
— В общем, можно поверить, — после чего они расхохотались.
С тех пор это «Хом-м» стало как бы своеобразным паролем, пожеланием удачи для них двоих.
Три следующих дня Эльха не отходила от Ивана ни на шаг, а ночью… Это было сплошное безумие. В последнюю ночь она, закрывая ворота, шепнула ему:
— Вот увидишь, у нас с тобой одна дорога.
Утром, когда открылись ворота святилища, Эльха появилась на пороге странно притихшая. Все ждали, что она скажет. А она, оглядев всех грустными глазами, задержала взгляд на Иване и, коротко вздохнув, произнесла: