Ваха, скрючившись и подтянув к носу коленки, между которыми был зажат знакомый «калашников», правда китайского, а не русского производства, сидел на верхней полке, в задней части большой кабины. Несмотря на ее внушительные размеры, внутри кабины было страшно тесно. Кроме Ахмеда и Хамсы, одетых в оранжево-синие комбинезоны служащих компании, в кабину набилось еще человек десять, из которых Ваха был не только самым низкорослым, но и самым младшим. Парень вздохнул и, извернувшись, ослабил брючный ремень. Его позу никак нельзя было назвать удобной, но он уже немного привык. Они покинули убежище у Мертвого моря вчера днем, и за последние пятнадцать часов как минимум десять он провел именно в ней. В общем, приноровиться было несложно. Иногда, правда, хотелось хоть слегка изменить положение тела. Ваха потихоньку выпрямил левую ногу. Ахмед, раздражение которого начало возрастать сразу же, как они вырулили из ущелья на шоссе, ведущее в обход Иерусалима, дернулся и заорал:
— Ну ты, сын осла и овцы, убери от меня свои вонючие ходули.
Ваха втянул голову в плечи, торопливо убрал ногу и затих.
Основные события начали разворачиваться позавчера. Их подняли на рассвете, на два часа раньше срока. В убежище уже несколько дней ходили слухи о том, что Усама и Абисмал последнее время не очень-то ладят, и потому местные начали недовольно коситься на пришлых. Однако до явного выражения недовольства дело пока не доходило. И все были несколько удивлены, когда оба лидера предстали перед еще заспанными людьми, сияя сердечными улыбками. Абисмал произнес краткую речь, из которой Ваха понял едва ли десяток слов. Он еще не настолько освоился с арабским, хотя в отряде Хамсы язык был обязательным предметом. Они привычно выкрикнули «Аллах акбар!», и дальше все закрутилось как на карусели. Большая часть бойцов покинула убежище уже к вечеру. Причем безоружными. Оружие и снаряжение были упакованы в водонепроницаемые мешки и уложены на дно двух пятитонных цистерн с бензином, а люди загрузились в грузовики, легковушки, запрыгнули в седла мотоциклов и, поодиночке или мелкими группами, покинули карьер. К следующему утру в убежище осталось не более трех десятков человек. После завтрака Ваха пошлялся по окрестностям, повалялся на матрасе, поиграл в нарды с Бекмурзой и в очередной раз разобрал и почистил автомат. Когда он уже закруглялся с этим делом, в комнату заглянул Ахмед. Увидев, чем занимается Ваха, он одобрительно произнес:
— Молодец, джигит, скоро он тебе очень понадобится, — и исчез.
А через полчаса объявили построение. После которого он и оказался в этой набитой людьми, будто селедки в банке, кабине тягача.
— А! Шайтан!
Резкий возглас отвлек Ваху от воспоминаний. Заскрипели тормоза, и машину чуть повело. В кабине загомонили, кто-то лязгнул затвором. Ваха попытался поудобнее перехватить автомат, ненароком заехав кому-то стволом в затылок.
— Ай! Сын собаки!
— Тихо! — рявкнул Ахмед и выпростал из-под сиденья пулемет.
В этот момент впереди послышались гулкие очереди. Грузовик еще немного притормозил, затем Хамса оторвал руки от руля, вскинул их в молитвенном жесте и, проорав:
— Аллах акбар! — тут же прибавил газу.
Все возбужденно загомонили. Ваха откинул голову назад и облизал пересохшие губы. Следующие полчаса все было спокойно, но вот грузовик снова замедлил ход и свернул влево. И в тот же момент где-то сзади и сбоку вновь послышались очереди.
Хамса пробормотал:
— Э-с-с-с-кем… — и резко крутанул руль, отчего кабину сильно качнуло и кто-то больно навалился Вахе на ноги. Он испуганно дернулся, но тут машина остановилась.
Ахмед выскочил первым и заорал:
— Все к машине, быстро, быстро!
Люди горохом посыпались на землю. Ваха вывалился из широкой двери и едва не рухнул на колени. От скрюченной позы ноги сильно затекли. Он завертел головой, оглядываясь. Машина остановилась на повороте дороги, огибающей вершину небольшого холма. Впереди раскинулся Иерусалим.
— Эй ты, отродье иблиса, а ну вперед!
Ваха вздрогнул, обернулся. Ахмед смотрел прямо на него, и его взгляд не обещал ничего хорошего. Вдруг под брюхом цистерны что-то заревело, она вздрогнула, и ее передняя часть поползла вверх, открывая отверстие, похожее на жерло огромной пушки. Ваха сразу забыл об Ахмеде и, разинув рот, уставился на эту картину, но тут снизу снова ударили очереди, и Ахмед, рявкнув на Ваху, торопливо передернул затвор пулемета и бросился к повороту дороги. Все остальные были уже там, и их автоматы присоединились к грохоту доносящихся снизу очередей. Ваха почувствовал, что его ноги прикипели к асфальту и он не может сделать ни одного шага. И может быть, именно поэтому он был единственным, кто заметил, как в густых зарослях мирта, окаймляющих склон холма, проступили неясные фигуры людей и каких-то зверей. В следующее мгновение эти фигуры обрели плоть и бросились вперед. И это было последним, что он увидел в своей короткой и так бесславно завершившейся жизни.
Гул турбин «ИЛ-76» навевал дрему, но Иван не мог уснуть. Быстрый бросок Путем перехода (слава богу, в окрестностях Иерусалима было достаточно деревьев) и стремительная, но жестокая схватка на холме, когда им удалось захватить боеголовку всего за несколько секунд до выстрела катапульты, остались в прошлом. Потом был путь до базы израильских ВВС, короткий сон, да и то не для всех. Ребята капитана охраняли боеголовку, а одна из пятерок негласно охраняла их. Несмотря на твердое обещание израильтян, они решили немного подстраховаться. Затем несколько полуофициальных контактов, во время которых он с помощью Меира сумел настоять на своем требовании о том, что боеголовка будет отправлена в Россию одним рейсом вместе с ними, погрузка в самолет, и вот только теперь можно было немного расслабиться. Тем более что все ребята уже отрубились. И даже двое офицеров, выставленных для охраны громоздкого контейнера, в который упаковали виновницу их необычных приключений, то и дело клевали носом. Но Иван просто лежал на поролоновом коврике, покрытом брезентом, и пялился в потолок. Его грызла неясная тревога. Рассуждая логически, вряд ли стоило ожидать, что тревожные предсказания волхвов начнут воплощаться в жизнь сразу же по окончании операции. Как бы дальше все ни повернулось, начинать кому бы то ни было атаку на Собор, после того как они вытянули Россию из глубочайшего кризиса, не только глупо, но и опасно. Сколько и кому известно о роли Собора в этом деле, не столь важно. Важно другое. Если любая из группировок, танцующих свои причудливые танцы вокруг руля огромной страны, попытается в настоящий момент «наехать» на Собор, другая тут же может навалиться на нее, придав широкой огласке истинную роль Собора в истории с боеголовкой. И под прикрытием шумной кампании в прессе доставить своим конкурентам массу неприятностей. Сложности должны были начаться потом, когда все противники осознают две вещи. Во-первых, то, что Собор представляет из себя новую силу, которая будет постоянно расти, а во-вторых, то, что Собор неприручаем. Но пока все должно было быть нормально. Так почему же его что-то гнетет? Где-то глубоко внутри, в пучине подсознания, вертелась какая-то мысль, которая, как ему казалось, могла все объяснить. Вертелась, но никак не давалась. Иван вздохнул, повернулся на бок и еще некоторое время пытался ухватить ускользающую мысль. Но потом и его сморила усталость.