«…три ракетных крейсера, шестьдесят истребителей… – вспомнил Николас. – И всё списано ещё при Императоре». Фрайманн не мог этого не знать. «Действительно, о таком лучше вообще не думать, лучше ограничиваться гладкими, обкатанными как галька, пафосными фразами пропаганды… Даже железяка это понимает».
– Это всё?
Николас не стал упоминать про пятьдесят восемь минут. Эрвин, конечно, знал о слежке, Реннарду просто не хотелось поднимать эту тему.
– Нет. Потом Стерлядь заговорил о вас.
Николас молча кивнул.
– Он рассказал любопытные вещи, – проговорил Фрайманн. – Он рассказал правду. Я не знаю только, всю правду, которая ему известна, или часть её. Это меня беспокоит.
– Правду? – переспросил Николас.
– Управление соцобеспечения перетягивает на себя функции Управления внутренней безопасности. Нач-упр товарищ Реннард находится в связи с известным журналистом Зондером, которого подозревают в измене Родине.
«Вот те раз, – подумал Николас. – Для непосвящённого звучит и впрямь впечатляюще. Неудивительно, что Стерляди удаётся переманивать к себе моих агентов. «Связь с Зондером» – настоящее клеймо предателя… Утечка информации, – подумал он. – Произошла утечка. Через кого? Самый простой ответ – через Каэлу. Идиотка! Если бы только можно было что-то с этим поделать теперь… Виновная давно казнена, а что толку».
– Ясно, – коротко ответил он.
Фрайманн помолчал.
– Какие будут указания? – спросил он впол-голоса.
Николас задумался.
За последние минуты он сумел всё-таки совладать с собой, но размышлять, сидя чуть ли не на коленях у Эрвина, было невозможно. Реннард поднялся, отошёл и прислонился спиной к противоположной стене. Крашеная штукатурка приятно охладила затылок. «Нуж-но сосредоточиться, – сказал он себе, – нельзя ничего упустить».
– А чего Стерлядь хотел от вас? – спросил он, глядя в стену поверх головы Фрайманна.
– Хотел удостовериться в моей верности Народному правительству. Он предположил, что вас вскоре исключат из его состава, – Эрвин помедлил. – Физически.
– И сделают это бойцы Отдельного батальона, – медленно закончил Николас.
– Так точно.
Реннард опустил голову.
Фрайманн смотрел на него неотрывно. Взгляд обжигал. «Душно здесь очень, – подумал Николас. – И как Эрвин тут спит?» Кожей он чувствовал слабое движение воздуха, дыхание вентиляционной системы. Она работала отменно, в комнате было холодно и свежо, даже чересчур холодно. Не в вентиляции было дело, это самого Николаса бросало в жар. «Впору расстегнуть верхнюю пуговицу… Нет, нет, о Господи! – Николас ощутил прикосновение паники. – Это же смерти подобно. Расстегнуть пуговицу. Облизать губы, потому что во рту сухо как в красной пустыне, и ждать, когда Эрвин прижмёт тебя к этой стене. Опять же и койка рядом.
О чём я думаю, – сказал он себе со злостью. – Что это такое?! Я что, мало работаю? Школьнику, студенту, кадровому менеджеру можно млеть и таять от близости людей в форме. Мне нельзя. Я революционный начупр, член Народного правительства. Я этими людьми командую. Я должен думать о деле».
Николас потёр лоб, закрыл лицо ладонью. Эрвин терпеливо ждал. «Он-то в чем виноват, – подумал Николас устало. – Он здесь ни при чём. Честный вояка. Мои сексуальные проблемы и особенности моей ориентации его не касаются.
Я думаю о деле.
Стерлядь.
Я думаю о Стерляди».
Николас повторял это как мантру, и наконец улыбчивый Шукалевич, самодовольный и бородатый как индюк, предстал перед ним точно въяве. Смотреть на него было мерзко. Омерзение встряхивало, словно ледяной душ.
Николас прерывисто вздохнул.
– Я думаю…
Эрвин выпрямился, взгляд его стал ещё внимательнее.
– Я думаю, отрицать связь с Доктором невозможно, – сказал Николас. – Это просто глупо. У нас остаётся всё меньше запасных путей… Кажется, самое очевидное решение – физически исключить из состава Народного правительства Стерлядь.
Фрайманн одобрительно кивнул.
– Но мы должны тянуть время, – Николас покачал головой. – Столько, сколько возможно. Мы хотя бы знаем, как работать со Стерлядью. Настоящая мантийская инфильтрация будет намного хуже… Эрвин, я разрабатывал этот план для себя самого. Я рассчитывал, что Стерлядь станет меня вербовать. Но он взялся за вас. Оцените свои силы трезво, пожалуйста. Если вы сочтёте, что риск слишком велик, я буду искать другие решения.
Фрайманн озадаченно наклонил голову к плечу.
– Я рисковал и раньше, – сдержанно сказал он. – Я солдат.
– Это иной риск. – Николас впервые посмотрел ему в глаза.
Ему было тревожно. Эту задачу Реннард считал сложной даже для себя, а Чёрный Кулак всё-таки железяка – не интриган и не лицемер.
– Каков ваш план? – Фрайманн встал.
– Вы должны изъявить готовность сотрудничать со Стерлядью, – медленно, раздельно проговорил Николас. – Самым активным образом. Продемонстрировать полную лояльность. Но заявите, что вы не будете действовать вслепую. Я – начупр… У меня много людей. Если вы уничтожите меня… даже если уничтожите вместе со мной Зондера… У контрреволюционной гадины отрастут новые головы. Стерлядь скажет вам, чтобы вы всецело положились на агентуру его Управления. Не соглашайтесь. Сомневайтесь во всём. Требуйте доказательств, вникайте в происходящее. Можете даже сомневаться в правдивости слов Стерляди, только очень осторожно… И тяните время, Эрвин, это главная задача – тянуть время.
Фрайманн моргнул. Взгляд его точно обратился вовнутрь: комбат переваривал информацию. Потом он выпрямился и вытянул руки по швам.
– Задача ясна, товарищ начупр, – отрапортовал он. – Разрешите выполнять.
Николас закрыл глаза. Он чувствовал себя так, будто ещё немного – и сползёт по стенке. «А ведь я уже падал при нём в обморок, – вспомнил он. – Эрвин меня тогда на диван уложил…»
– Хорошо, – сказал он измученно. – Выполняйте. Но я вас очень прошу, будьте осторожны. Будьте очень осторожны, Эрвин.
– Я буду осторожен, – Фрайманн кивнул. – И ещё одно.
– Что?
– У вас усталый вид, Николас, – сказал Фрайманн. – Вы учились ки?
Николас недоумённо поднял на него взгляд.
– Нет.
– Если хотите, я вас научу. Основам. Будет легче. Система помогает держаться в условиях, приближенных к боевым.
Николас невольно улыбнулся. «Железяка, – подумал он с нежностью. – Приближенных к боевым, надо же…» Вид у Фрайманна сделался неуверенный, почти смущённый и очень искренний. Он и вправду хотел позаботиться и помочь.
– Спасибо, Эрвин, – сказал Николас. – Возможно.
В ту ночь я не стал работать. У меня не осталось дел, которыми можно было бы заняться, чтобы не заниматься расстрельными приговорами, и я решил поехать домой, отложить худшее на завтра. Мне удалось проспать семь часов, прежде чем Айгар меня разбудил звонком.