Князева оглядывалась по сторонам в поисках знакомых лиц. Людей вокруг было уже достаточно: все красивые, элегантные, ухоженные, с бокалами искрящегося шампанского в руках и с дорогими украшениями на шеях, пальцах, запястьях, в ушах. И добрые восемьдесят процентов этих украшений, к слову сказать, составляли бриллианты самых разных огранок, оттенков и карат. В ушах у Ольги тоже были бриллианты – не слишком большие и вызывающие, как, к примеру, у ее матери, направо и налево посылающей слова приветствия и кивки, а по-девичьи скромные и очень милые. Раньше эти серьги принадлежали Инне – подарок родителей на шестнадцатилетние (Ольга тогда затребовала какую-то невообразимую фирменную сумочку). Вместе с серьгами Инне подарили точно такое же колечко, и оно было на ее указательном пальце в ту самую роковую поездку по морю. С этим кольцом она погибла, и с ним же ее и похоронили. А Ольга берегла серьги, считая, что раз одна часть целого комплекта у нее, а вторая – у сестренки, значит, между ними есть еще какая-то связь – не просто духовная, а материальная. И это для нее было крайне важным.
Надевала она эти серьги крайне редко, всего лишь раза три или четыре за все эти годы, и каждый раз после того, как бриллиантики Инны оказывались в ее ушах, Ольга чувствовала, что ее близняшка где-то совсем близко – за какой-то невидимой гранью. Хоть она и считала себя атеистом и ни в какую загробную жизнь не верила, но чувство это было вполне реальным. Да и сны потом ей снились странные – опять же о сестре. В таких снах Инна всегда утешала Олю и улыбалась ей. Но в конце сновидения ее всегда смывало гигантской лазурной волной, которая темнела и превращалась в черную пенящуюся воду, и Ольга дико пугалась. Сердце ее начинало биться точно так же, как и в ту проклятую невероятно звездную ночь, когда ей позвонили и сказали, что Инны больше нет в живых. Услышав это, Оля, которая уже около нескольких часов рыдала без причины и остановки (Петр, который был в это время рядом с ней и с которым они целовались до этого, думал, что подружка точно наглоталась экстази), упала без чувств.
От странного эффекта ношения серёг Ольге было и страшно, и прекрасно одновременно. По сестре она, как и говорила Маше, конечно же, дико скучала, но осознавать вновь и вновь, хоть и во сне, то, что Инны больше нет рядом и уже никогда не будет, – не хотелось. Было очень больно. Больно и страшно. А самое главное – одиноко.
И что странно – это сосущее глубокое чувство одиночества проходило только рядом с Димкой.
– Задумалась? – отвлекла Ольгу от мыслей мать, довольная происходящим. – Кстати, дорогая, вечер устраивает Даниил Юрьевич. И значит, где-то должен быть и Денис с родителями. Понимаешь, к чему я клоню?
– Прости, я же тебе миллион раз говорила, что не хочу и не могу с ним встречаться, – спокойно отозвалась девушка. Да, мать хотела, особенно сильно раньше, чтобы ее единственная дочка связала себя узами брака с сыном ее подруги Леры. Иметь Смерчинских в родственниках – очень даже неплохо! Вернее, очень хорошо. Выгодно. Однако Ольга активно сопротивлялась этому, и Князева-старшая, наконец, сдалась, хотя это было не в ее правилах. Но, видя, что с единственной уже теперь дочкой твориться что-то страшное, она перестала принуждать ее к чему-либо, подарив полную свободу действий. Со временем она просто стала желать, чтоб та нашла себе хорошего перспективного молодого человека. А еще чуть позднее, встретив совершенно пьяную дочь рыдающей ночью в подъезде, вдруг поняла, что ей нужен любящий мужчина. Тогда Карина оставила все свои огромные планы по тому, как можно выгодно выдать замуж дочь, прекрасно в какой-то миг осознав, что ни к чему это не приведет. Пустоту, образовавшуюся в сердце Ольги, нужно было заполнить любовью. А та, как назло, никого не любила.
Впрочем, иногда у Карины Дмитриевны все же просыпались старые привычки и она по инерции пыталась подсунуть дочери того или иного парня. Вдруг удастся сочетание приятного и полезного?
– Да я понимаю, Оля, – отозвалась женщина, поднося к губам бокал с шампанским. – Я о другом. Денис может познакомить тебя с хорошими молодыми людьми из своего круга. Нашего круга. Жаль, что тебе Петр Смерчинский не по душе.
– Какими людьми, мам? – насмешливо спросила Ольга. – Сашей и Микаэлем?
– Только не с первым, – решительно воспротивилась ее мать. – Саша еще в далеком подростковом возрасте перешел все границы разумного. И куда только Ангелина и Павел смотрят? – назвала она по имени родителей Черри и Ланде. – Кстати, вон и они. Так, я подойду к Ангелине, нужно поздороваться.
Ольга кивнула. Она сама уже увидела красивую и несколько импозантную Ангелину Борг – мать Ланде, которая была довольно известной и талантливой актрисой и примой городского драматического театра. На своего сына высокая, роскошная дама с россыпью медово-русых кудрей, выглядевшая лет на тридцать, не слишком была похожа. Микаэль, видимо, унаследовал внешность своего норвежского отца. Парень этот, кстати, на вечере не присутствовал. Зато около Ангелины стоял злой, как триста демонов, Черри-Саша. Он был одет с иголочки, словно какой-то франт. Правда, бабочки на нем не было. Ольга невольно улыбнулась – черный смокинг, белоснежная рубашка, начищенные ботинки и зеленые волосы смотрели, мягко говоря, необычно. Черри, кажется, тоже это понимал. Он мрачно смотрел на своего статного отца-режиссера, в чьих темных волосах проскальзывало серебро седины, и который своей легкой хромотой всегда напоминал девушке самого Байрона. Павел Аскольдович ходил, заложив руки, перед сыном и что-то нудно ему вещал. Именно он заставил сына явиться на благотворительный бал.
– Нотации читает, – почти злорадно сказала мама Ольги, тоже глядя на эту картину. – Ну-ну. Не помогут они его сыночку. Зеленые волосы, Боже мой. И в таком виде явится в приличное общество? Так, Оля, я к ним. Ты не теряйся, дорогая. Присмотри-ка себе тут молодого человека. Я вижу множество замечательных юношей. Или, – умело накрашенные глаза сощурились. – У тебя уже есть мальчик? Мы говорили о нем по телефону, – напомнила она.
– Мама, это просто мой друг, – не спешила рассказывать о Димке Ольга. Мальчик… Так звучит невинно. Но Дима действительно – мальчик. Добрый, глупый, порою наивный, как ребенок.
– Просто так просто, – не стала спорить Карина Дмитриевна. – Между прочим, вон тот юноша – сын генерального директора очень известной строительной компании. Не нравится? У него очень одухотворенное лицо, – заговорщицки прошептала она дочери. Оля лениво посмотрела на сына строительной компании, и он ее совершенно не впечатлил. Зато рядом стоял парень с хорошей подтянутой фигурой, длинными ногами и короткими светло-русыми волосами, и Ольга несколько секунд смотрела на незнакомца. Он, словно почувствовав ее взгляд, обернулся, и девушка едва не вскрикнула от неожиданности – это был не кто иной, как Ник Кларский!
Ольга тут же отвернулась. Не дай Бог он ее увидит! Как же Никита здесь оказался? Вот же…
– Подумай. Он, кажется, одинок, – с этими словами мать ушла к Ангелине и Павлу, оставив дочь одну. Князева-старшая просто-напросто не узнала элегантно одетого брата ее «любимого» клиента Андрея Марта. Трудно было сопоставить того малолетнего бандита с юношей из высшего общества. Лицо парня показалось ей знакомым, но женщина подумала, что видела его раньше на каких-нибудь светских тусовках, которые ей приходилось изредка посещать.