Парень вновь сжал свое простое, но грозное оружие. А может…?
– Не время выяснять отношения, придурок! – крикнул Дима Нику, чувствуя, что боль в ребрах становиться все сильнее и сильнее. – Потом убьешь меня! Сваливай из города! Возьми мой байк.
И он кивнул в сторону красно-черного гордого красавца, в котором Оля тут же признала железного коня Смерча.
– Денис общался с тобой? – широко открыла глаза Оля, узнав «Выфер». – А где он сейчас?
– Уехал. Оля, давай сейчас не будем говорить о нем, хорошо? – Дима вновь обратился к другу: – Ник, да, признаю, я скотина и урод, и я от тебя заслуживаю много чего. Но сейчас просто сматывайся. Сваливай из города! – проговорил Дима и закашлялся от боли, а Князева с тревогой на него посмотрела. Она, испуганно косясь на Кларского, держалась за руку Димки и стоя чуть позади него. Слезы непроизвольно текли по ее лицу уже вместе с тушью. Даже Ника чувствовала себя погано – ее мучитель так серьезно влип, что даже прекратил драку?!
Никита же молча глядел на Чащина. Он не верил, что Андрея взяли. Да как это вообще возможно? У него все было просчитано. У него везде свои люди. У него деньги. У него нюх. Это возможно, если только его кто-то подставил. Но кто это сделал? Какая тварь? Кто крыса?
– Бери байк и сваливай, – велел Нику Димка, пытаясь дышать ровно, и кинул тому ключи от «Выфера» – тот ловко поймал их одной рукой. – Свою тачку не свети.
– Без тебя разберусь, что делать. Как перед хозяином рассчитаешься? – кивнул Кларский на железного коня. Его хозяин был ему знаком.
– Мое дело как. Езжай, он не хватится. Тебе есть куда уехать?
– Есть, – отозвался Никита, все еще не веря в происходящее. Март – почти всемогущий! Он не мог так глупо попасться! – Мне надо выбраться из города и попасть к человеку брата. У него поддельные документы и еще… кое-что.
– Тогда ты поезжай, – решительно сказал Димка. – А твою машину я перегоню в другое место.
– Не могу. Менты наверняка объявили «Перехват», – отозвался Кларский. – Надо переждать. А, ну да. Ты же будешь рад, урод, если я попадусь им.
– У меня засветишься, – поморщился вновь от боли Чащин, перебирая варианты и словно не слыша слов Ника. – У друзей – тоже. Домой тебе соваться не стоит.
– Без тебя найду, где переждать, – огрызнулся Ник – он неожиданно, как по щелчку пальцев, пришел в себя. Гранитная скала начала восстанавливаться. – Не делай вид, что беспокоишься, козел. В мыслях уже звонишь ментуре, чтобы сдать меня?
На миг у Дмитрия окаменело лицо – словно Кларский вновь ударил его. Терять дружбу с этим придурком парню было страшно. Может быть, эта была еще одна причина того, что Дима предпочитал все сохранить в тайне. Он боялся не самого Никиту, а его реакции. Боялся потерять друга. Еще несколько месяцев назад он не рассказал сходившему на первое свидание с Ольгой Кларскому о них с ней, потому что испугался – вдруг Ник пошлет его ко всем чертям, и их многолетняя дружба перечеркнется черной линией. Но тогда еще были шансы, а сейчас их не было.
А осознание того, что друг считает его способным на такое предательство, было сильнее, чем кулак Кларского.
– Я не сдам тебя.
Никита ничего не ответил.
– Я знаю, где тебе можно спрятаться, – вмешалась вдруг бледная Ника, доставая из клатча связку ключей. – Бабушкина подруга уехала в Сочи к дочери, я захожу к ней иногда поливать цветы. Так что ее квартира свободна. Никита, поехали туда, а? Никита? Никита!
Она вдруг правда озаботилась тем, чтобы Укропа не поймали. Ей совсем не хотелось, чтобы он очутился в тюрьме, даже если он и заслужил это! А тот словно почувствовал это, внимательно посмотрел на девушку и едва заметно вздохнул. Опять он ее куда-то впутывает. Но Ника сама предложила помощь, а он не в том положении, чтобы отказываться.
– Езжай, придурок, – сказал Дима. – Езжай. У тебя деньги есть?
– Есть. И я же сказал – хватит делать вид, что заботишься.
– Я не делаю вид. Давай ключи от своей тачки, перегоню.
«Не отказывайся», – прошелестел ветер, и Кларскому, который не был склонен к фантазиям, показалось, что это сказал его брат. И он решился.
– Не думай, что я буду твоим должником, ублюдок, – ответил Никита, кидая теперь ключи Чащину, и повернулся к Нике: – Хорошо. Поехали. Говори адрес.
Когда уже они оказались на мотоцикле, Никита повернулся к Димке и сказал медленно, без злобы или ярости, скорее для формы:
– Я с тобой еще расплачусь.
– Звони, кретин, – отмахнулся тот. – Звони и говори, что с тобой и где ты.
– Не дождешься, – хмыкнул Никки, глядя то на друга, то на бывшую любимую девушку. В отличие от брата он мало смыслил в психологии, особенно в женской, а сейчас поймал себя на мысли, что Оля смотрит на Димку по-особенному – не так, как на него самого. Он снова выругался про себя, помянув дьявола.
Ольга ничего не сказала, а спряталась за спиной своего любимого. Она не хотела видеть лицо Кларского, к тому же ей было дико стыдно перед ним и перед Димой. И даже перед этой посторонней девчонкой в темно-синем платье, хотя ее Князева видела впервые в жизни.
Никита, надевший шлем-интеграл, уже сидел на «Выфере», когда она вдруг выглянула из-за спины Димки. Их взгляды встретились. И хотя они оба не произнесли ни слова, поняли друг друга.
«Прости меня. Я только боролась за свое счастье. У моего счастья глаза другого цвета».
«Если бы я был другим, если бы родился в другое время и в другом месте, у нас было бы все иначе».
«Если бы мы оба были другие – то все было бы иначе».
В его глазах, глядевших на темную улицу сквозь прорезь шлема, было сожаление, вытеснившее гнев. Из ее глаз катились слезы. На миг перед глазами девушки вдруг промелькнули кадры из кино, сделанного на камеру жизни из другого мира. Там Никита был таким, каким она знала его первые недели знакомства – интеллигентным, мягким, родившимся в достойной любящей семье, незнакомым с уличными драками и жестокостью людей, но одного из лучших учеников, поступивших в аспирантуру, чтобы преподавать и заняться научной деятельностью. И она была там другой – настоящей, не знающей, что такое одиночество и каждый день болтающей с сестрой обо всем на свете. Были бы они вместе в том мире, кто знает. Но там определенно не возникло бы такой ситуации.
– Радуйся, – бросил Никита на прощание Диме.
– Береги себя, – ответил тот, чувствуя опустошение, разъедающее внутренности наравне с болью. Дамоклов меч разрубил проклятые узлы. Но что теперь будет? Почему нет чувства свободы?
Кларский завел мотоцикл и, велев Нике крепко держаться, без оглядки уехал в темноту.
Ольга молча поцеловала Димку в щеку, не боясь запачкаться в его еще не застывшей крови, размазанной по лицу, а тот молча погладил ее по коротким волосам. Они оба очень сильно устали, у нее дико болела голова, а у парня, кажется, было сломано ребро. Но сейчас и он, и она отчетливо осознали, что, кажется, все позади. Вот только того, что ждет их впереди, они не знали.