— Ну вам теперь отдохнуть надо, товарищ коминтерновец, — спохватился старший лейтенант, когда бутерброды и тии-чаек закончились, — к тому же, — он не смог сдержать зевок и прикрыл рот ладонью, — это мы привычные к ночной работе, а вам, наверное, уже и спать хочется?
Отдыха мне не требовалось. Судя по результатам экспресс-диагностики, которую я провел, попивая чаек, мой организм находился в отличном состоянии. Не учитывая, конечно, синяка на правой скуле, возникшего в результате удара, благодаря которому я и очнулся. Но повреждение периферийных тканей лица не было тем фактором, который стоило принимать во внимание. Тем более что заживление уже шло, и через пару часов от синяка не должно было остаться ни малейшего следа. Однако собранную за этот час информацию стоило обдумать и систематизировать. Поэтому я согласно кивнул.
— Спасибо. Не помешало бы.
— Я бы вам постелил поудобнее, но пока белья взять неоткуда, да и не могу я вас из камеры перевести. Вот начальник в понедельник появится, тогда и… — Старший лейтенант виновато улыбнулся.
— Ничего страшного, — успокоил я его, поднимаясь, — не все ли равно, где спать?
— Это точно, — на его лице явно проступило облегчение. Похоже, он очень опасался, что я начну его психологически прессовать и, как говорится, качать права.
— Панасенко, Баля!..
Спустя несколько секунд дверь отворилась, и в проеме нарисовались эти двое из ларца. Причем с лица они действительно были одинаковы. Оба круглолицые, уже слегка лысоватые, с крупными, мясистыми губами и носами картошкой. Только один, которого старший лейтенант называл Баля, был белолиц и конопат, а лицо второго было загорелым.
— Баля, прибери тут. Панасенко, проводишь товарища коминтерновца в его камеру. И брось туда шинель, даже пару брось!..
— Слухаю, товарищу старший лейтенант, — гулко отозвался Панасенко. (Голоса у них все-таки были разные…)
Камера оказалась точно такой же каморкой, как и та, в которой я очнулся. Единственная разница заключалась в том, что прямо под окном стояло помятое металлическое ведро, запах, шедший из него, не вызывал сомнений в его предназначении, а к стене была прикреплена во всю ее длину деревянная, обитая железом полка. Она была зафиксирована в закрытом состоянии грубой железной щеколдой, запертой на примитивный висячий замок.
— Я зараз, — суетливо отозвался Панасенко и, протиснувшись мимо меня, загремел ключами, а затем торопливо откинул полку, которая повисла на двух вполне прочных на вид цепях. Да уж!.. Получившееся ложе сложно было считать образцом комфорта. Любящие судиться со всеми подряд жители сектора Атлантис, буде предложить им отдохнуть на подобном, пожалуй, тут же выставили бы счет муниципалитету или местному правительству (кто его знает, в чьем ведении тут находятся тюрьмы) за «применение бесчеловечных пыток». Но выбирать особо не приходилось. К тому же гвардейцам, бывает, случается отдыхать и в гораздо более сложных условиях. Так что я спокойно вошел внутрь.
— Сей секунд шинельку принесу, товарищу кохминтерновиц, — извинился Панасенко, выскакивая в коридор. — А вы пока лягайте, лягайте…
Я воспользовался советом и, протиснувшись вдоль стены, до которой при разложенной полке осталось пространство шириной едва ли с полтора моих кулака, аккуратно опустился на это явно неэротическое ложе.
Полка слегка скрипнула, но мой вес приняла вполне благосклонно.
— Ось так, — удовлетворенно закивал Панасенко, вновь появившись в камере и набрасывая на меня шинель.
Но я его уже почти не слышал. Надо было как следует проанализировать информацию, для чего лучше всего подходит состояние разделенного сознания. Когда на первом уровне анализируется то, что принято как факты, на втором — степень достоверности этих условных фактов по косвенным признакам, на третьем — особенности строения речи, языка, невербальные реакции и так далее. Соответственно при такой загрузке мозга реакция на внешние раздражители крайне затруднена, и находиться в подобном состоянии я могу около полутора часов. И лишь затем наступает время нелинейной логики… Я, конечно, не штатный сисан, но любой гвардеец раз в три года в обязательном порядке прикомандировывается к группе системной аналитики на срок не менее пяти месяцев. Причем группы все время меняются. Я, например, начинал с финансово-экономической. Потом была политико-соционическая, военно-промышленная, торгово-логистическая, эколого-демографическая и многие другие. Так что навыками всего спектра системного анализа я владел. И единственное, что мне сейчас было нужно, это пара-тройка часов свободного времени. Но мне его так и не дали…
— Товарищ командир, а куда тушенку девать?
Я отнял рушник от лица и повернулся к старшине Гарбузу.
— Старшина, я тебе кто?
— Командир, — уверенно отозвался тот.
— А ты кто?
— Старшина, — так же уверенно сообщил Гарбуз.
— Так что ты меня старшинскими вопросами достаешь?
Гарбуз озадаченно почесал в затылке.
— Так ведь… мало ли что?
— Мало тебе будет, когда я разозлюсь, — пообещал я…
* * *
…Нет, ну что за армия? Все, начиная с младших командиров и заканчивая старшими начальниками, о чьих действиях мне удалось хоть что-то узнать, совершенно лишены инициативы. Первое, чем занялось большинство командиров после внезапного нападения врага, которого здесь называли странным словом «немцы» (их можно было назвать кем угодно, но не немыми), так это… впало в оцепенение. Максимум, на что оказались способны командиры среднего звена, это на отдачу приказа: «Без паники. Не поддаваться на провокации!» Ну за исключением тех, по кому непосредственно стреляли. Остальные, совершив элементарные действия, предусмотренные уставами, будто впали в спячку, даже не попытавшись организовать взаимодействие с соседями, связаться со средствами усиления и сделать хоть что-то из того, что должен делать любой командир в армии, подвергшейся нападению. А те, у кого по тем или иным причинам в момент нападения имелся доступ к примитивным средствам связи, называемым здесь телефонами, принялись отчаянно названивать в вышестоящие штабы с сакраментальным вопросом «Что делать?». Адекватно отреагировали считаные единицы. И ведь, насколько мне удалось сравнить в паре уже состоявшихся с моим участием схваток, уровень индивидуальной подготовки и нападающих, и подвергшихся нападению был вполне сопоставим. Вооружения у пострадавшей стороны также хватало. И боевые характеристики вооружения были вполне на уровне. Ан нет! В общем, яркая иллюстрация любимой пословицы командира нашего батальона: «Стадо баранов, возглавляемое львом, стократ опаснее стада львов, возглавляемых бараном».
Я даже немного подосадовал, что слепой случай привел меня на эту, а не на ту сторону. Присоединиться к победоносной стороне было бы намного приятнее. Впрочем, теоретически возможность сменить сторону существовала до сих пор. Но к перечню обоснований, которые удерживали меня на этой стороне, не так давно прибавилось еще одно — диалект нападавших гораздо дальше отстоял от общеимперского. А я уже как-то привык, что те, кто говорит на диалекте, слишком отличающемся от общеимперского, во-первых, неизменно проигрывают и, во-вторых, чаще всего выступают в качестве противника. К тому же успех в начале войны — еще далеко не победа…