Еще в начале разговора он заявил, что у него есть для них важная информация. Она спросила, связано ли это с Густавом Веттерстедтом. «Возможно», — ответил он. Потом она спросила, имеет ли это отношение к Арне Карлману. «Возможно», — повторил он еще раз. Анн-Бритт поняла, что надо любым способом продержать его на связи, хотя он отказался назвать свое имя и дать телефон.
В конце концов проблему решил он сам. В трубке так долго царило молчание, что Анн-Бритт уже было решила, что разговор прервали. Вдруг мужчина заговорил вновь и попросил у нее номер факса полицейского управления. «Отдайте это Валландеру, — сказал он. — Лично в руки».
Спустя час пришел факс. И вот он лежал у нее на столе. Анн-Бритт протянула бумагу Валландеру, который уселся на стул для посетителей. С удивлением Валландер обнаружил, что факс был отправлен из скобяного магазина Скугланда в Стокгольме.
— Я выяснила номер и позвонила туда, — сказала Анн-Бритт. — Странно, думаю, что скобяной магазин работает в воскресенье. Автоответчик сообщил мне номер сотового телефона владельца магазина. Хозяин даже не представлял, кто мог бы отправить факс из его конторы. Он как раз направлялся играть в гольф, но обещал выяснить этот вопрос. Через полчаса он перезвонил и возмущенно сообщил, что в конторе кто-то взломал дверь.
— Странная история, — сказал Валландер.
Он молча прочел факс, написанный частично от руки, очень неразборчиво. Валландер подумал, что скоро, наверно, придется обзавестись очками. Буквы расплывались перед глазами, обычно он приписывал это ощущение усталости и переутомлению. В письме напечатанные куски чередовались с рукописным текстом, казалось, оно было написано в страшной спешке. Затем он прочитал письмо вслух, чтобы проверить, не упустил ли чего.
— «Арне Карлман весной 1969 года сидел в тюрьме Лонгхольмен за сбыт краденого и ложные показания. Густав Веттерстедт в те времена был министром юстиции. Карлман написал ему письмо. Он этим хвастался. Когда он вышел из тюрьмы, они с Веттерстедтом встретились. О чем они говорили? Что они делали? Об этом мы не знаем. Но после этого у Карлмана дела пошли на лад. В тюрьму он больше не попадал. А теперь они оба мертвы». Я все правильно прочитал?
— Я поняла так же, — ответила Анн-Бритт.
— Подпись отсутствует, — сказал Валландер. — Что, собственно, он имел в виду? Кто он? Откуда ему это известно? Да правда ли все это?
— Не знаю, — ответила она. — Но у меня такое чувство, будто этот человек знает, о чем говорит. К тому же нам несложно проверить, действительно ли Карлман сидел в Лонгхольмене весной 1969 года. То, что Веттерстедт был в то время министром юстиции, нам и без того известно.
— А Лонгхольмен теперь закрыли? — поинтересовался Валландер.
— Несколько лет спустя. Кажется, в 1975-м. Если хочешь, могу узнать точную дату.
Валландер протестующе замахал руками.
— Почему же он хотел говорить только со мной? — спросил он. — Он никак это не объяснил?
— У меня такое чувство, что он о тебе где-то слышал.
— То есть лично он со мной не знаком?
— Нет.
Валландер задумался.
— Будем надеяться, что он написал правду, — сказал он. — И тогда уже сейчас мы установим, какая между ними связь.
— Разобраться в том, так ли это, совсем несложно, — ответила Анн-Бритт. — Хотя сегодня и воскресенье.
— Знаю, — сказал Валландер. — Поеду поговорю с вдовой Карлмана. Уж она-то должна знать, сидел ли ее муж в тюрьме.
— Хочешь, я поеду с тобой?
— Не надо.
Через полчаса Валландер припарковал машину за ограждениями в Бьярешё. Какой-то полицейский с недовольной миной сидел в машине и читал газету. Увидев Валландера, он вытянулся по струнке.
— Нюберг все еще здесь? — удивился Валландер. — Разве осмотр места преступления еще не закончен?
— Криминальных экспертов я не видел, — ответил полицейский.
— Позвони в Истад и спроси, почему до сих пор не убрали ограждения. Близкие Карлмана дома?
— Вдова пока здесь, — сказал полицейский. — И дочь. А сыновья уехали на машине несколько часов назад.
Валландер вошел в сад. Он заметил, что скамейки и стола в беседке нет. Стоял прекрасный летний день, и минувшие события казались просто невероятными. Он постучал в дверь. Вдова Арне Карлмана открыла почти сразу.
— Извините за беспокойство, — начал Валландер. — Но у меня есть несколько вопросов, на которые надо ответить в срочном порядке.
Он заметил, что женщина по-прежнему очень бледна. Оказавшись рядом, он почувствовал слабый запах алкоголя. Откуда-то раздался голос дочери Карлмана, спросившей, кто пришел. Валландер попытался вспомнить имя женщины, идущей впереди него. А она вообще представилась? Потом он припомнил, что зовут ее Анита. Он слышал, как Сведберг упоминал ее имя на затянувшемся заседании следственной группы. Он уселся на диван прямо напротив нее. Женщина закурила и взглянула на него. Она была одета в светлое летнее платье. Валландер на секунду почувствовал, что ему это неприятно. Даже если она и не любила мужа, ведь теперь он мертв. Неужели люди не утруждают себя мыслью об уважении к смерти? Могла бы выбрать что-нибудь не такое яркое.
Затем он подумал, что иногда его взгляды настолько консервативны, аж самому удивительно. Горе и уважение не знают цвета.
— Не желает ли комиссар чего-нибудь выпить? — спросила она.
— Нет, спасибо, — ответил Валландер. — Я буду краток.
Вдруг он заметил, что она смотрит мимо него. Валландер обернулся. В комнату бесшумно вошла дочь и села на стул у него за спиной. Она курила и была очень взволнованна.
— Ничего, что я послушаю? — спросила она голосом, в котором Валландеру послышались агрессивные нотки.
— Пожалуйста, — ответил он. — Присаживайтесь сюда.
— Мне и здесь неплохо, — ответила девушка.
Мать почти незаметно покачала головой. Валландеру почудилось, что тем самым женщина выразила свое бессилие перед дочерью.
— Собственно, я приехал к вам потому, что сегодня воскресный день, — начал Валландер. — А это значит, что получить сведения из различных архивов и картотек очень сложно. Ответ нам понадобился срочно, поэтому я и приехал сюда.
— Можете не извиняться за то, что сегодня воскресенье, — ответила женщина. — Что вы хотели узнать?
— Сидел ли ваш муж в тюрьме в 1969 году?
Ответ последовал быстро и решительно.
— Он сидел в Лонгхольмене с девятнадцатого февраля по восемнадцатое июня. Я сама его туда отвозила и забирала обратно. Его обвиняли в сбыте краденого и даче ложных показаний.
Откровенность этой женщины на мгновение сбила Валландера с толка. А чего он, собственно, ожидал? Что она будет все отрицать?