— Переговори с ней, — распорядился Валландер. — И попроси у фотографа снимки.
Валландер пошел к себе в кабинет. Пока он говорил со Сведбергом, он вспомнил, что у него есть одно спешное дело. Он позвонил на коммутатор и попросил, чтобы разыскали Нюберга, которого не было на месте. Через четверть часа Нюберг перезвонил ему.
— Помнишь, я дал тебе сумочку с фотоаппаратом из дома Веттерстедта? — спросил Валландер.
— Естественно, помню, — раздраженно ответил Нюберг.
— Я только хотел поинтересоваться, не проявил ли ты пленку. Кажется, там должно быть семь отснятых кадров.
— А ты что, их не получил? — удивился Нюберг.
— Нет.
— Их должны были переслать тебе еще в пятницу.
— Я ничего не получал.
— Ты уверен?
— Наверно, они где-нибудь завалялись.
— Я проконтролирую, — сказал Нюберг. — И перезвоню.
Повесив трубку, Валландер подумал, что кто-то сейчас попадется Нюбергу под горячую руку. И тут же порадовался, что этот кто-то не он.
Поискав телефон полиции Хэсслехольма, он в конце концов дозвонился до управляющего, который дал ему номер Хуго Сандина. На вопрос Валландера управляющий ответил, что Хуго Сандину скоро уже восемьдесят пять, но он по-прежнему в здравом уме и трезвой памяти.
— Он иногда заходит нас навестить, — сказал управляющий, который представился Мёрком.
Записав телефон, Валландер поблагодарил за помощь. Затем снова снял трубку и позвонил в Мальмё. Ему повезло, он сразу застал врача, который вскрывал труп Веттерстедта.
— Время смерти неизвестно, — сказал Валландер. — А это для нас очень важно.
Извинившись, врач попросил подождать, пока он сходит за бумагами. Через минуту он вернулся и извинился еще раз.
— К сожалению, эти сведения отсутствуют в окончательной версии обследования. Наверно, диктофон не в порядке. Но Веттерстедт умер самое раннее за двадцать четыре часа до того, как его нашли. Результаты лабораторных анализов, которые пока еще не готовы, позволят максимально уточнить время.
— Ну что ж, подождем, — сказал Валландер.
Он пошел к Сведбергу, который сидел за компьютером и набивал какой-то текст.
— Ты поговорил с той журналисткой?
— Я как раз записываю нашу беседу.
— Разузнал что-нибудь о времени?
Сведберг порылся в записях.
— Они приехали к Веттерстедту в десять и пробыли там около часа.
— И после этого его в живых больше никто не видел?
Сведберг задумался.
— Что-то не припомню.
— Тогда все понятно, — сказал Валландер и вышел из кабинета.
Он уже собрался было позвонить старому полицейскому по имени Хуго Сандин, когда в кабинет вошел Мартинсон.
— У тебя есть время? — спросил он.
— Время всегда есть, — ответил Валландер. — А что ты хотел?
Мартинсон помахал каким-то письмом.
— Пришло сегодня по почте, — сказал он. — Человек утверждает, что в понедельник вечером, 20 июня, подвозил девушку от Хельсингборга до Томелиллы. Судя по описанию, которое он прочел в газетах, это та самая девушка, что сожгла себя на рапсовом поле.
Мартинсон протянул конверт Валландеру, который внимательно изучил письмо.
— Подписи нет, — сказал он.
— Но надпись вверху весьма интересная.
Валландер кивнул.
— «Смедсторпский приход» — прочитал он. — Настоящий официальный церковный документ.
— С этим надо разобраться, — сказал Мартинсон.
— Разумеется, — ответил Валландер. — Если ты займешься Интерполом и всем остальным, то я возьму девушку на себя.
— Я все-таки не понимаю, почему сейчас надо заниматься этой девушкой, — сказал Мартинсон.
— Надо заниматься, потому что это наш долг, — ответил Валландер.
И только когда Мартинсон вышел, оставив его одного, Валландер понял, что это была подспудная критика в его адрес за то, что он не может отложить дело той сгоревшей девушки. На мгновенье Валландер почувствовал, что Мартинсон действительно прав. Сейчас у них есть время только на Веттерстедта и Карлмана. Но потом он решил, что критика была необоснованной. Деятельность полиции нельзя ограничивать какими-то определенными рамками. Они должны уметь все и заниматься всем.
И словно в доказательство своих мыслей Валландер выехал из полицейского управления, направляясь из города в сторону Томелиллы и Смедсторпа. По дороге он думал о Веттерстедте и Карлмане. Летний пейзаж, проносившийся мимо, вовсе не соответствовал его мыслям. «Двух мужчин зарубили топором насмерть и сняли скальпы, — думал он. — Молоденькая девушка вышла на рапсовое поле и сама себя подожгла. А вокруг царит лето. В Сконе красиво, как никогда. В каждом захолустье таится райский сад. И если человек умеет видеть, ему откроется этот райский сад. Но увидит он также и незримые машины-труповозки, бесшумно скользящие по трассе».
Он знал, что пасторская контора расположена в отдельном здании. Проехав Луннарп, Валландер свернул направо. Знал он также, что приходы обычно работают по весьма причудливому расписанию. Но, подъехав к белому зданию, увидел несколько автомобилей, припаркованных у входа. Поблизости мужчина стриг газон. Валландер дернул дверь. Она была заперта. Он позвонил в звонок, прочитав на медной табличке, что в следующий раз пасторская контора будет открыта в среду. Валландер подождал. Затем позвонил еще раз и постучал. Где-то сзади дребезжала газонокосилка. Валландер собрался было уходить, когда на верхнем этаже открыли окно. Оттуда выглянула какая-то женщина.
— Мы открыты по средам и пятницам, — прокричала она.
— Я знаю, — ответил Валландер. — Но у меня срочное дело. Я приехал из истадской полиции.
Фигура в оконном проеме исчезла. Тотчас вслед за этим дверь распахнулась. На пороге стояла белокурая женщина, одетая во все черное. Лицо у нее было сильно накрашено. На ногах красовались ботинки на высоких каблуках. Валландера поразила маленькая белая маргаритка, резко выделявшаяся на фоне черной одежды. Он протянул руку и поздоровался.
— Гуннель Нильсон, — ответила женщина. — Я приходский пастор.
Валландер проследовал за ней в дом. «Зайди я сейчас в ночной клуб, мне было бы легче такое понять, — мельком подумал он. — Не думал, что современные пасторы выглядят именно так».
Она открыла дверь в контору и пригласила его войти и сесть. Валландер отметил, что Гуннель Нильсон была очень привлекательной женщиной.
На столе лежал конверт со знакомой надписью.
— В полицию пришло письмо, — начал он. — Написанное на вашем бланке. Поэтому я и приехал сюда.