Ира несколько мгновений молчала, а потом повернулась к Никите и тихо спросила:
— А варианты? Если мы остановимся в развитии, то рано или поздно умрем. Нас задушат те, кто уйдет вперед, пока мы будем топтаться на месте. А что касается Тасовки… Испугаться и отступить, даже не попробовав? Это ты предлагаешь?
Никита пожал плечами, будто намекая, что его дело лишь предостеречь. А решения здесь принимает не он.
— А что касается противодействия — выясни, кто там сейчас главенствует, и, если твои опасения имеют под собой почву, будем действовать скрытно. И быстро.
Спустя полторы недели перед опущенным шлагбаумом на железнодорожном переезде в Тасовке внезапно остановилась кавалькада машин. Баба Настя, бессменно проработавшая на переезде почти сорок пять лет, а сейчас, после того как ее заменили автоматикой, все равно приходившая на знакомую лавочку привычно посидеть и поглазеть на проезжающие машины, насторожилась. Машины были с московскими номерами, поэтому беспокойство бабы Насти было вполне объяснимым. До сих пор приезды москвичей в Тасовку ничем хорошим не кончались. Ибо приезжали сюда, как правило, всякие крутые, порыбачить на дальних озерах, поскольку ничего иного, хоть сколь-нибудь привлекательного для столичного люда в Тасовке не было. А там столичные гости отрывались, как говорится, по полной. Ежели на озерах останавливались, как местные жители их называли, «жипы» (а кое-кто изменял и вторую букву этого слова), местный люд тут же прятался по домам и старался не высовываться. Такая традиция появилась в Тасовке после одного случая. Когда местные мужики, подпив, решили «пугануть» приезжих. И нарвались на шесть стволов. Впрочем, братки стрелять не стали (объясняйся потом с милицией, это ж не свои, которым традиции не позволяют впутывать в дело ментов), а под прицелом стволов заставили мужиков спустить штаны и затем выпороли их и отправили домой без этих самых штанов. Впрочем, в народе ходили и другие истории, например про Кольку-рыбака из Щекино, что с той стороны озер. Он по пьяни снял у «жиповских» сети, то есть не специально ихние, а вместе со своими, а они с утра приперлись к нему на двор и устроили глумлеж. Так Колька ввечеру занял у соседа ружьишко и, когда «жиповские» поплыли на надувных лодках ставить свои сети вдругорядь, жахнул по лодкам дробью. А пока те, с матами, плюхали вплавь до берега, вскрыл баки и ухнул в кажный по кило сахарного песку. А те сдуру, как выбрались из воды, тут же принялись «жипы» заводить. Погреться хотели, блин. Ну и запороли движки напрочь… Мужики с транспортного цеху потом Кольке на магарыч скинулись. Движки они, конечно, починить не починили, но содрали с «жиповских» изрядно. С тех пор вроде как попритихло, однако, вишь ты, опять появились… Баба Настя подскочила с лавки, собираясь бежать до Нюры, старой товарки, дабы поделиться новостью, а в этот момент сигнализация переезда прекратила мигать, шлагбаумы поднялись и несколько машин с московскими номерами въехали в Тасовку…
Директор Тасовской мебельной фабрики проводил производственное совещание. В своем обычном стиле, выработанном за десятилетия пребывания в советской номенклатурной обойме, то есть с разносами, картинным потрясанием руками, жаханьем кулаком по столу и всем таким прочим. Сейчас он как раз распекал начальника транспортного цеха. Причем большинство присутствующих даже не догадывались, что истинной причиной недовольства директора было вовсе не снижение производственных показателей в этом квартале, а кое-что иное. Но даже те, кто знал истинную подоплеку недовольства директора, предпочитали помалкивать. Впрочем, и они не были в курсе всех причин сегодняшнего раздражения директора. Дело в том, что вчера утром он получил странную телеграмму, приглашающую его на заседание какого-то непонятного «собрания акционеров». Он, естественно, принялся звонить по нужным телефонам, но ничего толком выяснить не удалось. Те, до кого удалось дозвониться, были не в курсе, а до наиболее влиятельных людей так и не дозвонился. И это настораживало. Естественно, ни на какое собрание он не поехал. Вот еще, нужно будет — пусть сами приезжают. Он здесь директор, и никакие всякие там акционеры ему не указ.
— Ну что, так и будем молчать? — осведомился директор, собираясь вывалить на голову виновника очередную порцию ругани, но тут двери его кабинета распахнулись и на пороге появилась странная компания. Директор оторопело уставился на вошедших, хотя, надо отдать ему должное, его замешательство длилось не более минуты. Он вскочил из-за стола и заорал:
— Кто такие? Кто пустил?! По какому праву?!
Вошедший первым крупный мужчина явно бандитской (по мнению директора) наружности мило улыбнулся и, раскрыв папочку, сообщил:
— Согласно решению собрания акционеров, состоявшегося вчера в двадцать часов тридцать минут в здании областного комитета по управлению имуществом, о чем вы были уведомлены телеграммой, Дузь Илья Кузьмич освобожден от должности директора Тасовской мебельной фабрики. — И он протянул ему листок: — Вот, ознакомьтесь.
Директор тупо уставился на переданный ему листок, а затем лицо его побагровело, отчего он стал похож на свиную тушу, коптящуюся на вертеле, и заорал:
— Охрана!
Начальник охраны, топтавшийся в приемной, испуганно просунул голову в проем двери.
— А ну выведите отсюда всех этих людей. И вызовите милицию!
— Не стоит, — спокойно и даже несколько лениво отреагировал мужчина, — охрану мы привезли свою. И, прямо скажем, не чета вашей. А что касается милиции, то она уже здесь. — Повернувшись к какому-то мужику, он указал на него рукой: — Знакомьтесь, заместитель начальника РОВД, начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями, майор милиции Лопахин. Кстати, он ознакомлен со всеми документами. Так что… — мужчина развел руками, — могу я попросить вас освободить сейф от личных вещей и передать мне ключи?
— Что-о? — взъярился теперь уже бывший директор. — Да я вас… да вы у меня… Вон! ВОН!
Мужик с папочкой улыбнулся и, повернувшись к остальным присутствующим на столь внезапно прерванном производственном совещании, мягко попросил:
— Вы не могли бы покинуть кабинет, а то, как мне представляется, урегулирование наших с… бывшим директором фабрики разногласий может несколько затянуться.
Люди зашевелились, вскочили на ноги и начали шустро проталкиваться к выходу из кабинета.
Вечером, когда Ирина с Никитой пили чай и подводили итоги тяжелого дня, в кабинет вошел Ивар. Он окинул их мрачным взглядом и, присев с краю стола, налил себе чашку.
— Я не понимаю, как можно довести предприятие до такого состояния, — мрачно заявил он, отхлебнув пару глотков.
— А что ж тут непонятного? — хмыкнул Никита. — Если деньги не вкладываются в развитие производства, а растворяются в десятке посреднических фирм, фактически принадлежащих этому… борову, то остается только удивляться, как фабрика вообще хоть что-то производит.
Ивар мрачно кивнул.
— Я боюсь, Ирина Борисовна, что мы неточно посчитали необходимые вложения. Здесь только зарплату задолжали людям за девять месяцев.