А на седьмую неделю, накануне ее тринадцатого дня рождения, было устроено так, что Кумико отправится в Лондон.
– Ты будешь гостьей в доме моего кобуна [35] , – сказал отец.
– Но я не хочу ехать, – ответила она улыбкой матери.
– Ты поедешь. – Отец отвернулся. – Возникли определенные затруднения, – обратился он к полному теней кабинету. – В Лондоне ты будешь в безопасности.
– А когда я вернусь?
Но отец не ответил. Поклонившись, она покинула его кабинет, все еще с улыбкой матери на лице.
Призрак откликнулся на первое же прикосновение Кумико. Произошло это, когда самолет стал снижаться над Хитроу. Представитель пятьдесят первого поколения биочипов «Маас-Неотек» материализовался в расплывчатую фигуру на соседнем сиденье. Парнишка будто сошел с литографии какой-нибудь охотничьей сцены – ноги в рыжевато-коричневых бриджах и ботинках для верховой езды небрежно закинуты одна на другую.
– Привет, – сказал призрак.
Моргнув, Кумико разжала руку. Парнишка замерцал и исчез. Она опустила глаза на маленький гладкий модуль в своей ладони и осторожно сомкнула пальцы.
– Еще раз привет. Меня зовут Колин. А тебя?
Она взглянула на него пристальней. Глаза призрака клубились зеленым туманом, высокий лоб под непослушными темными прядями был бледен и гладок.
– Если это для тебя слишком призрачно, – ухмыльнувшись, проговорил он, – можно увеличить разреше…
На какую-то долю секунды он стал четким до рези в глазах. Ворс на отворотах его куртки завибрировал с реальностью галлюцинации.
– Но это быстро посадит батарейку, – продолжил Колин и поблек до первоначального состояния. – Не слышал твоего имени.
Снова ухмылка.
– Ты не настоящий, – сказала девочка.
Призрак пожал плечами:
– Нет нужды говорить вслух, мисс. Соседи могут решить, что ты немного с приветом, если понимаешь, о чем я. Говори про себя. Я считаю все через кожу… – Он потянулся, закинув руки за голову. – Ремень, мисс. Мне не нужно пристегиваться, поскольку, как ты изволила заметить, я не настоящий.
Нахмурившись, Кумико швырнула модуль призраку на колени. Призрак исчез. Она застегнула ремень, глянула на вещицу, потом, помедлив, подтянула ее к себе за цепочку.
– Значит, впервые в Лондоне? – спросил он, воплотившись из водоворота красок на периферии ее зрения.
Сама того не желая, девочка кивнула.
– А как насчет летать? Не боишься?
Она мотнула головой, чувствуя себя глупо.
– Да и бог с ним, – сказал призрак. – Я за тобой пригляжу. Будем в Хитроу через три минуты. Тебя кто-нибудь встречает?
– Деловой партнер отца, – ответила она по-японски.
Призрак усмехнулся.
– Тогда, конечно, ты будешь в надежных руках, – подмигнул он. – По мне не скажешь, что я такой лингвист, да?
Кумико закрыла глаза, и призрак стал нашептывать ей что-то об археологии Хитроу, о неолите и бронзовом веке, о глиняных черепках и каменных рубилах…
– Мисс Янака? Кумико Янака?
Над ней высился незнакомый англичанин. Массивное туловище гайдзина [36] было задрапировано слоновьими складками темной шерсти. Из-за очков в стальной оправе мягко взирали маленькие темные глазки. Нос, будто расплющенный чьим-то давним ударом, так и не выправили. Волосы незнакомца, вернее, то, что от них осталось, были выбриты до седой щетины, а черные вязаные перчатки протерлись и не имели пальцев.
– Видите ли, – сказал он так, как будто это тут же должно было ее успокоить, – меня зовут Петал [37] .
Говоря о Лондоне, Петал называл город Большой Дым. Или просто Дым.
Кумико съежилась на холодной красной коже переднего сиденья. Из окна древнего «ягуара» ей было видно, как падает, кружась, снег и тает на дороге, которую Петал назвал М-4. Вечернее небо было бесцветным. Петал вел машину умело и молча, вытянув губы так, будто вот-вот засвистит. По меркам Токио машин было до абсурда мало. Они обогнали автономный грузовой трейлер «Евротранс», его тупой нос был утыкан сенсорами и обрамлен многорядьем фар. Несмотря на скорость, Кумико казалось, будто она стоит на месте и вокруг нее постепенно скапливаются, нанизываются одна на другую частицы Лондона. Стены из мокрого красного кирпича, бетонные арки эстакад, кованые копья оград из черного чугуна.
Город на глазах приобретал очертания. Когда «ягуар», свернув с М-4, на перекрестках дожидался зеленого, сквозь медленно кружащийся снег девочка видела неясные лица прохожих: раскрасневшиеся лица гайдзинов над темной одеждой, подбородки упрятаны в шарфы, каблуки женщин цокают по серебристым лужам. Ряды домов и магазинчиков напомнили ей вычурные безделушки, какие она видела однажды на темном бархате. Там они располагались вокруг игрушечного локомотива в галерее торговца европейским антиквариатом в Осаке.
Ничто здесь не походило на Токио, где прошлое – все, что от него осталось, – лелеяли с какой-то нервозной заботой. История там превратилась в качество, редкость, в подарочной упаковке поставляемую правительством и охраняемую законом и фондами корпораций. Здесь же она, казалось, пропитывала саму ткань бытия. Город вставал единым сгустком из кирпича и камня, вместившим многие эпохи наслаивающихся друг на друга посланий и смыслов, порожденных многовековым диктатом уже почти не поддающейся раскодированию ДНК коммерции и империи.
– Сожалею, что Суэйн не смог поехать встретить тебя сам, – сказал человек, назвавший себя Петалом.
Вместо «сожалею» Кумико послышалось «сожалей», и она сперва приняла его извинения за приказ. Она подумала, не вызвать ли ей призрака, но потом отказалась от этой мысли.
– Суэйн, – рискнула спросить она, – мистер Суэйн – это мой хозяин?
Петал встретил в зеркале ее взгляд.
– Роджер Суэйн. Отец разве не говорил тебе?
– Нет.
– Ага. – Он кивнул. – Мистер Янака ценит секретность в таких делах, этого следовало ожидать… Человек его положения, и так далее… – Он шумно вздохнул. – Прошу прощения, что обогреватель не работает. В гараже должны были починить…
– А вы один из секретарей мистера Суэйна? – спросила она у щетинистых перекатов плоти над воротником плотного пальто.
– Его секретарь? – Казалось, он обдумывает ее вопрос. – Нет, – решился он наконец. – Я не секретарь.
«Ягуар» свернул на загибающуюся дугой подъездную дорожку, оставив позади поблескивающие металлические навесы и вечернюю реку пешеходов.