Наш последний резерв, крестьянское ополчение Деррика, так и не вышел на стены. Потому что как только наступили сумерки, противник сыграл отбой, и уцелевшие в бою принялись слаженно и аккуратно отступать в сторону лагеря.
На небе горели звезды. На равнине горели костры.
Самым поганым было то, что их было примерно поровну. Я понимаю, что это невозможно, ибо звезд на самом деле миллиарды, а костров столько быть просто те может, однако смотрелось это именно так.
Наверное, потому что костры горели ярче.
Может быть, потому что они были ближе.
А скорее всего, потому что опасность исходила не от звезд.
– Почему ты не спишь, Ланс? – спросил я своего главного наемника, подпирающего собой стену. – Думаешь, они пойдут на штурм ночью?
– Нет, милорд. После той трепки, что мы задали им сегодня, они не полезут на стены еще дня три. – Ланс выбил трубку о парапет, и красные искорки полетели вниз с высоты башни Ельцина, самой крупной башни Черной Цитадели. – Просто мне неспокойно.
– В этом нет ничего удивительного, – сказал я. – У нас тут война, между прочим.
– Милорд, я наемник, и войной меня не напугаешь, – сказал он. – Война для меня – это просто работа.
– Тогда в чем проблема?
– Есть два вопроса, которые я хотел бы с вами обсудить.
– И сейчас у тебя есть для этого прекрасная возможность.
– Я потерял тысячу человек убитыми, – сказал он. – Но убитые – это не все потери, которые может понести командир во время боя. Я потерял еще полторы тысячи испугавшимися. Эти люди не верят в победу, но это не самое страшное, ибо поражение в войне не всегда означает смерть для солдата. Гораздо хуже, что эти люди не верят в свою возможность пережить войну. Я буду откровенен, милорд. Наемники дерутся за золото, но золото хорошо лишь тогда, когда есть кто-то, кто может его потратить. Мертвому оно без надобности.
– Продолжай.
– Их полторы тысячи человек, и они хотят уйти.
– Уйти? Куда можно уйти из осажденной крепости? Им не миновать армии Бортиса, как бы они пи старались, а Бортис с ними церемониться не будет. Или я не прав?
– Вы не правы, милорд. Бортису нужны опытные солдаты, и он может принять их па службу.
– Даже в этом случае их шансы пережить войну невелики, – сказал я. – Если Бортис и примет перебежчиков на службу, он никогда не сможет им доверять до конца. Он будет отправлять их на самые опасные участки и затыкать ими все дыры в своих порядках.
– Они это прекрасно понимают, милорд. Но говорят, что это даст им хоть какой-то шанс. Здесь они не видят даже его.
– И зачем ты мне это рассказываешь, Ланс?
– У меня тяжелая ситуация, милорд. С одной стороны, я несу ответственность перед своими людьми и должен признать, что в чем-то они могут быть и правы. С другой стороны, я приносил вам свои клятвы.
– Насколько реальна ситуация, о которой ты говоришь? Сроки дезертирства уже назначены?
– Сегодня на рассвете, – сказал Ланс.
– Ты понимаешь, что я могу приказать их всех казнить? И тебя, их командира, с ними заодно?
– Да, милорд.
– И все равно мне это говоришь?
– Да.
– Почему?
– Наверное, потому, что вы заслуживаете знать правду.
– И тебе все равно, что я с этой правдой сделаю?
– Вы – мой командир. Я приму любое ваше решение, милорд.
– Ты слишком лоялен по отношению к своему нанимателю, Ланс, – сказал я. – Для наемника это, по меньшей мере, странно. Что бы ты сам сделал на моем месте?
– Эти полторы тысячи опасны, – ответил Ланс. – Они могут деморализовать других, и с каждым днем мы будем терять все больше и больше людей. Если их отпустить, что тоже может нам дорого стоить, ибо так мы проявим слабость. Если их казнить… Боевого духа это в любом случае не поднимет.
– Иными словами, куда ни кинь, всюду клин, – сказал я. – Но сейчас ты просто перечислил мне варианты, а я задал вопрос, что бы ты сделал. Выбери один вариант, Ланс.
– Предательство нельзя простить, – с небольшой заминкой проговорил он. – Я бы их казнил. И вывесил головы на пики, таким образом, еще более утвердив свою зловещую репутацию.
– Не боишься, что твоя голова тоже окажется на пике?
– Я рассматривал такую вероятность. Не боюсь.
Я подумал, как отреагируют мои подданные, если я это сделаю.
Зомби не отреагируют никак. Оркам на людей плевать, ибо в отличие от наемников они дерутся за свои дома. Они не отступят в любом случае. Хэмфри и граф поймут любое мое решение. А если и не поймут, то все равно примут.
А вот остальных наемников и ополчение Деррика я совершенно точно потеряю. Испуганными, деморализованными, а потом и мертвыми.
– Я отпущу их, Ланс, – произнес я. – Отпущу всех, кто захочет уйти. Только пусть они сделают все тихо и незаметно. И с того момента, как они выйдут за пределы Черной Цитадели, я снимаю с себя всякую ответственность за их жизни. Это не ловушка, поверь мне. Я не буду их убивать и никому не отдам такого приказа. Пусть идут.
– Спасибо, милорд.
– Это их выбор, – сказал я. – Может быть, таковым решением я обрекаю их на смерть, может быть, даю шанс выжить. Пусть идут.
Крысы, бегущие с тонущего корабля? Как я им завидую. Им хотя бы есть куда бежать.
– Ты не хочешь пойти с ними? – спросил я после небольшой паузы. – Тебе, как бывшему офицеру Бортиса будет проще с ним договориться.
– Может быть, милорд. Но я останусь. Вы были честны по отношению ко мне, и я тоже буду честен.
– Какая вторая вещь тебя беспокоит, мой доблестный головорез?
– Не думаю, что стоит сейчас об этом говорить.
– Может быть, у тебя не будет другой возможности высказаться.
Пауза.
– Я боюсь, милорд.
– Ты меня удивляешь.
– Нет, вы не так поняли. Я командир и не боюсь проиграть войну, я солдат и не боюсь смерти, я наемный головорез, как вы изволили выразиться, и не боюсь позора. Просто… У меня возникло чувство… Очень странное ощущение. Я не могу точно сформулировать, чего я боюсь, но очень похоже на то, что я боюсь победы.
– Должен сказать, что это на самом деле очень странно.
– Победа не дается бесплатно, и я говорю сейчас не о золоте и даже не о крови. Все платят свою цену, и самую высокую цену платит командир. Война меняет человека.
– Человека меняет все.
– Да. Но поражение, если его удается пережить, заставляет тебя изыскивать внутренние резервы, собрать волю в кулак, задуматься над допущенными ошибками, поражение делает тебя лучше, сильнее. Победа – наоборот. И чем значительнее победа, чем труднее она дается, тем сильнее она меняет человека. Победа Империи практически невероятна, и я даже не представляю себе, какую за это придется заплатить цену. И что будет после.