Всегда Ваша и т. д.
К. Вернон.
Данная переписка вследствие соединения одних ее участников и расставания других не могла продолжаться и далее, к величайшему сожалению почтовой службы, которой она приносила немалый доход. Весьма незначительная финансовая поддержка государству была оказана эпистолярной беседой между миссис Вернон и ее племянницей. Первая вскоре поняла по манере письма Фредерики, что сообщения составлялись под присмотром матери, и, отложив подробные расспросы до того времени, когда она сможет задать их лично, а именно по приезде в Лондон, миссис Вернон перестала писать часто и пространно. Тем временем, узнав от своего откровенного брата достаточно много о том, что произошло между ним и леди Сьюзан, чтобы последняя вновь упала в ее глазах, миссис Вернон стала еще сильнее беспокоиться о том, как бы отдалить Фредерику от такой матери и лично заняться заботой о девушке; и хотя надежды на успех было мало, миссис Вернон переполняла решимость воспользоваться любым шансом, который дал бы ей возможность получить на это согласие своей золовки. Беспокойство на сей счет вынудило ее ускорить поездку в Лондон, и мистер Вернон – который, как читателю уже, наверное, давно стало ясно, жил лишь для того, чтобы делать все, чего от него ни захотят, – вскоре обнаружил подходящее дело, зовущее его туда. С полным тревоги сердцем миссис Вернон нанесла визит леди Сьюзан вскоре после приезда в город и была встречена с такой искренней любовью и радушием, что чуть не отшатнулась в ужасе. Никакого упоминания о Реджинальде, никакого чувства вины, никакого смущения; ее светлость пребывала в превосходном расположении духа и, кажется, пыталась проявить как можно больше внимания к своим родственникам по мужу, чтобы показать, как сильно она благодарна им за их доброту и какое удовольствие она получает от их общества. Фредерика изменилась не больше, чем леди Сьюзан: те же сдержанные манеры, тот же несмелый взгляд в присутствии матери, что и прежде, – все это убедило тетю и дядю девушки в том, что ей неуютно в этом доме, и утвердило миссис Вернон в намерении все изменить. Впрочем, леди Сьюзан не проявляла по отношению к дочери никакой недоброжелательности. Имя сэра Джеймса было упомянуто только для того, чтобы сообщить о его отсутствии в Лондоне; и вообще, на протяжении всего разговора леди Сьюзан проявляла беспокойство лишь о благополучии и перевоспитании своей дочери, признаваясь с восторгом и благодарностью, что Фредерика с каждым днем все больше превращается в такого ребенка, иметь какого хотели бы любые родители. Миссис Вернон, удивляясь и не веря своим глазам, не знала, чего и ожидать, и, не желая менять планы, просто начала бояться, что осуществить их окажется гораздо труднее, чем она предполагала ранее. У нее появилась надежда, когда леди Сьюзан спросила, не кажется ли ей, что Фредерика выглядит не так хорошо, как во время своего пребывания в Черчхилле, и с сожалением призналась, что иногда начинает беспокоиться, подходит ли дочери лондонский климат. Миссис Вернон, подыграв ее сомнениям, прямо предложила забрать племянницу с собой в деревню. Леди Сьюзан не знала, как и благодарить золовку за ее доброту, однако не представляла по ряду причин, как расстаться с дочерью, и даже заметила: хотя у нее еще нет определенных планов, тем не менее она считает, что вскоре и сама сможет отвезти Фредерику в деревню, в результате полностью отклонив столь любезное предложение. Однако миссис Вернон настаивала на своем, и хотя леди Сьюзан продолжала сопротивляться, сопротивление ее по истечении нескольких дней казалось уже менее решительным. Неожиданная вспышка инфлюэнцы решила то, что могло решиться не так уж и скоро. Материнские страхи леди Сьюзан на тот момент слишком пробудились, чтобы позволить ей думать о чем-либо еще, помимо переезда Фредерики с целью уберечь ее от инфекции; ведь превыше всего она опасалась возможного влияния инфлюэнцы на хрупкий организм дочери!
Фредерика вернулась в Черчхилл вместе с дядей и тетей; а три недели спустя леди Сьюзан объявила о своем бракосочетании с сэром Джеймсом Мартином. И миссис Вернон убедилась в том, о чем ранее только подозревала: что она вполне могла поберечь свои нервы и не настаивать на отъезде, который леди Сьюзан, вне всякого сомнения, запланировала с самого начала. Первоначально визит Фредерики к родственникам должен был продлиться шесть недель; но ее мать, хоть и приглашала дочь вернуться в одном или двух нежных письмах, была абсолютно готова обязать всю компанию своим согласием продлить этот визит. По прошествии двух месяцев леди Сьюзан перестала вспоминать об отсутствии дочери, а еще через три месяца – и вовсе писать ей. Фредерика, таким образом, стала членом семьи своих дяди и тети до того времени, как им удастся вызвать чувство к ней у Реджинальда де Курси – с помощью слов, лести и маленьких хитростей; чувство, появление которого, если дать ему время взять верх над преданностью молодого человека леди Сьюзан, над его клятвами, что он больше никогда и никого не полюбит, и над его ненавистью ко всему женскому полу, можно с большой долей вероятности ожидать по истечении одного года. Вообще-то хватить могло бы и трех месяцев, но чувства Реджинальда были столь же долговечны, как и неистовы. Установить, счастлива ли леди Сьюзан в своем втором браке, не представляется возможным, ибо кто бы поверил ее словам? Можно лишь гадать, памятуя, однако, что врагов у нее не осталось, кроме мужа и собственной совести. Вам может показаться, что сэр Джеймс вытянул более тяжкий жребий, чем того заслуживал обычный глупец, – каждый вправе сострадать ему, коль пожелает. Что же касается меня, то я могу пожалеть лишь мисс Мейнверинг, которая, приехав в город и истратив на платья сумму, стоившую ей двухлетнего дохода, с целью обеспечить себе мужа в лице сэра Джеймса, была мошенническим путем лишена ожидаемого женщиной старше ее на десять лет.
Госпоже графине де Фойид
посвящается этот роман ее признательной покорной слугой –
автором
Обманутая в дружбе и преданная в любви.
Письмо первое – от Изабель к Лауре
Как часто в ответ на мои постоянные мольбы предоставить моей дочери подробный рассказ о невзгодах и приключениях твоей жизни ты отвечала: «Нет, друг мой, я не выполню твоей просьбы до тех пор, пока не перестану подвергаться опасности вновь пережить столь ужасные события».
Несомненно, этот час настал. Сегодня тебе исполняется пятьдесят пять. Если о женщине и можно сказать, что она находится в безопасности относительно решительной настойчивости неприятных влюбленных и жестоких преследований упрямых отцов, то, конечно же, в такой час, как этот.
Изабель.
Письмо второе – от Лауры к Изабель
Хоть я и не могу вполне согласиться с твоим предположением о том, что никогда более не стану я подвергаться невзгодам столь же незаслуженным, сколь те, каковые довелось мне пережить, однако дабы избежать обвинения в упрямстве или вздорном нраве, я удовлетворю любопытство твоей дочери, и да преподаст ей стойкость, с которой переносила я многочисленные печали своей прошлой жизни, добрый урок, способный поддержать ее в тех горестях, кои могут выпасть и на ее долю.