У обывателя существует уверенность в том, что ему предъявлен утилитарный аспект «евразийства» (расширение территорий, выход к теплым морям, и т. п.), а помимо практического, есть еще и теоретическое, философское евразийство, которое гражданину знать не обязательно, которое он не поймет по причине сложности идей, но которое все объясняет. Там, в этом сложном философском евразийстве разверзаются бездны скрытых истин и дух совершает восхождение в горные выси. Там рассказано про Логос и Эйдос, про традицию и теодицею, про феномены и ноумены; а гражданину в доступной форме излагают практическую суть вопроса — мол, укров надо мочить. И гражданин верит, что жрецы и политики сами оперируют высоким умственным евразийством, а до воинов доносят практические следствия. Есть, думает гражданин, великая философия евразийства, вот к ней-то, к истокам, мы сейчас и приникли. И, надо сказать, современные «евразийцы» это соображение в гражданах поддерживают, говоря о «посвященных», «жрецах и кшатриях» эзотерическом знании, примордиальных откровениях — произносится много загадочных слов, за которыми не стоит ровно ничего. И прежде всего — за этим нет никакого знания и философии.
Важно понять следующее: философия в принципе отрицает тайны. Когда вам говорят о каком-то тайном мистическом знании для посвященных, то будьте уверены — к философии это не имеет, и не может иметь ни малейшего отношения. Философия, по определению своих занятий, стремится мир понять, всякое явление стремится истолковать и объяснить, не стесняясь простых слов. Пафос философии — в понимании и в объяснении. Все, чем занимался Сократ — это устранение мистификаций и стереотипов суждений, требование понять, сравнить, найти точные определения сути вещей. Все, чем занимался Кант — это разумные доказательства моральных императивов; все, чем занимался Гегель — это разумное объяснение действительности. Область философии — все, что находится в пределах разума, и, хотя слово Эйдос и звучит загадочно, в этом понятии нет загадки: Эйдос — это всего лишь концентрация многих смыслов, это атом, который философия постоянно расщепляет, обсуждая и доказывая разумность или кажимость. Тайн философия не признает. Более того, тайн и мистики не признает и христианская религия.
Таинство — не есть тайна. Пафос Фомы Аквинского в том, чтобы утвердить знанием и пониманием душевную веру — вне осознания и понимания веры нет.
В силу сказанного никакой «философии евразийства» не существует. В основе евразийства лежит мистическое понимание действительности, данное пастве избранными, вмененное жрецами представление, у которого нет ни единой опоры — ни географической, ни социальной, ни исторической. И уж, разумеется, нет никакого категориального рассуждения.
Гуру современных евразийцев (в частности, евразийцев) — мистик Рене Геннон, ненавидевший системные концепции Западной цивилизации и говоривший о «примордиальных» знаниях, истинах, данных в откровениях, существовавших до академического знания. Разумеется — это к философии отношения не имеет.
Читатель должен был бы насторожиться, когда в списке литературы нового евразийства указывают Эволу, Парвулеску и Генона, когда значительно сообщают, что это «энигматичская, эзотерическая, конспирологическая, тайная и мистическая» область знаний. Но все такое — энигматическое и шифрованное — кажется на редкость умственным. А это совсем не так, прямо наоборот.
Что касается классического русского евразийства, возникшего в 20-ые годы, то это понятие идеологическое, никаких философских категориальных рассуждений в этой науке нет, да это и не наука совсем, книг научных по этой дисциплине тоже не существует.
Движение первых «евразийцев» было коротким, и помимо коротких сборников манифестов ничего создано не было. В то время возникало множество «интеллектуальных» объединений, выпускавших громокипящие декларации. Художница Наталья Гончарова, опубликовавшая манифест, в котором она «отряхает прах Запада с ног своих и устремляет взоры на Восток», как теоретик и мыслитель немногим уступает Трубецкому-сыну. Формальные «евразийцы» (Трубецкой, Флоровский и тп) опирались на философское и публицистическое наследие славянофилов — Хомякова, Данилевского, (отвергая, впрочем, общину и народничество), опирались на националистическую публицистику Достоевского, использовали риторику своей философских предшественников (как Н.Трубецкой — прямых родственников), и как бы присовокупляли философские страницы, написанные прежде — к своей публицистике. Любопытно то, что современная публицистика связывает с евразийством даже экумениста Владимира Соловьева, склонявшегося к католичеству, который евразийства вовсе не принимал. Можно бы говорить о евразийстве, как о религиозном течении, поскольку «евразийцы» в своих программах отвергали «системные философии» и обращались к мистическим идеалам русского пути, который явлен в провиденциальном выбора Православия. Но никаких теософских трактатов «евразийцами» вовсе не написано. В какой-то степени, «евразийство» это политическая утопия, рассказ о том, что религиозный путь развития общества, основанный не на разуме, но на интуитивном, приведет к решению социальных проблем, создаст особый путь страны. Разумеется, никаких социальных и экономических программ «евразийство» не имеет. Социализм и большевистскую революцию «евразийцы» ненавидели, катастрофу европейскую признавали, и даже катастрофичность истории обозначали как причину возникновения своего союза. Но никаких собственных программ не имели, несмотря на брутальность общих заявок.
Пафос евразийцев напоминает пафос Есенина, который начинает свою поэму словам «Не устрашуся гибели, ни копий ни стрел дождей, так говорил по Библии пророк Есенин Сергей!» После такого душераздирающего начала ждешь прозрений, указаний и рецептов бытия. Но их нет. Помимо грозно вступления, в поэме не сообщатся ничего — далее про тополя и березы. Так же и с евразийством.
Современный «евразиец» А. Дугин оправдал отсутствие экономических программ тем, что евразийство — это «идеократия», и «отказывается от претензии на выработку особой экономической ортодоксии». Вообще говоря, власть идей могла бы привести к возникновению хотя бы одной идеи экономического характера, но не привела. «Евразиец» объясняет, вот буквальные слова: «Экономика — средство, а не цель. Это предопределяет паразитизм евразийского учения применительно к экономической сфере». Так, собственно, поступали и монголы: сжигали лес и шли дальше — но в эпоху развитой цивилизации принцип паразитизма усложняется.
Планирование паразитического хозяйства евразийской цивилизации уживается с намерением захватить полмира, и намерением лечить от грехов другую половину мира. Все вместе это декларируется как духовная миссия Евразии. Вероятно, надо понимать так, что паразитическая модель будет занимать половину планеты, осуществлять идейное руководство, а греховная часть земного шара будет работать на просветленных правителей. Поскольку ни единого внятного плана у евразийства никогда не было, при современном состоянии хозяйства в России, можно утверждать, что экономических планов и не будет в будущем. Зато политические планы есть — это грандиозные намерения; населению за воплощение этих намерений предлагают отдать жизнь.
Каким образом конкретные социально-экономо-хозяйственные планы могли бы появиться у Евразии, если Евразии в природе совершенно нет? Такой земли попросту нет, это мистическая гипотеза — вычленить и обособить политически земли, которые не связаны общей религией, экономикой и культурой. Николай Трубецкой (лингвист по образованию) пытался провести опыты по выработке некоего универсального языка на базе тюркского — но и этого, разумеется, не получилось. Что касается мусульмано-христианско-буддистской религии, синтетической азиато-европейской культуры, то такое химерическое образование является полной галиматьей. Евразия — утопия (и безумная метафора В.Цимбурского «Остров Россия» указывает утопический адрес), однако в отличие от Мора, создателя острова Утопия, авторы проекта «Евразия» (или «Остров Россия») не интересовались, как именно будут евразийцы добывать хлеб насущный. Возможно ли сочетание азиатского и европейского производства? Это слишком далеко и смутно. Вероятнее всего, евразийцы станут продавать нефть, но кому нефть продавать, когда весь мир будет покорен?