– Ох, не умничай, Ник, – с отвращением сказала блондинка.
– Наоборот: я пытался снизить свою речь до понятного тебе уровня. Хочешь еще выпить?
– Нет, спасибо. – Блондинка скрестила весьма привлекательные ноги и тщательно оправила на них юбку. – Расскажи мне, пожалуйста, об убийстве. Хочу все про него знать!
Ник недовольно фыркнул.
– Я по горло сыт этим убийством и до конца жизни не хочу слышать о нем ни слова.
– Ну, а я – хочу, – настаивала блондинка. – Они знают, кто это сделал?
Николас помрачнел.
– Фен думает, что знает, – ответил он. – Мне известно, что в других случаях он был прав, но я не верю в непогрешимость сыщиков.
Блондинка не унималась.
– Если он говорит, что знает, поверь мне, так и есть. Я следила за всеми делами, которые он расследовал, и Фен никогда не ошибался.
– Что ж, в таком случае, надеюсь, он будет хранить молчание. Вот и все.
– То есть ты не хочешь, чтобы убийца был арестован? Хорошенькое дело! – возмутилась блондинка. – Убивать девушек и выходить сухими из воды!
– С некоторыми девушками, – сурово возразил Николас, – похоже, ничего другого не остается.
– Как ты думаешь, кто это сделал?
– Как я думаю? Помилуй, душа моя, откуда мне знать! Может быть, я сам сделал это в момент умопомрачения.
Блондинка проявила подобающую случаю тревогу.
– Нет, ну, правда! – взволнованно проговорила она.
– У многих были на то причины, и, похоже, так или иначе в этом можно обвинить полгорода. Джин Уайтлегг взяла пистолет, Шейле Макгоу принадлежит кольцо, найденное на руке убитой, Дональд и Роберт Уорнер были поблизости, когда это случилось, а у Хелен и Рэйчел нет алиби. Лично я голосую за кандидатуру Хелен. У нее единственный реальный мотив – деньги. И Фен так и бегал за ней с выпученными глазами, высунув язык. Он всегда особенно любезен со своими убийцами, пока их не арестуют. Да, я считаю, что это явно Хелен, она как раз из таких сентиментальных, невежественных девиц, способных на столь примитивный поступок.
– Зелен виноград, – заметила блондинка, проявив незаурядную проницательность. – Она ведь последнее время встречалась с этим красивым молодым журналистом, да?
Николас криво ухмыльнулся.
– Скажешь тоже. Уж если это твой идеал мужской красоты…
– Хорошо, Мефистофель, – сердито прервала его блондинка, – знаем-знаем. Все, что не похоже на твой инфернальный байронический шарм, предается анафеме. Можешь взять мне еще выпить, если хочешь. Я собираюсь хорошенько обобрать тебя этим утром.
Николас неохотно встал.
– Временами, – сказал он, – мне хочется, чтобы комментарии Тимона в адрес Фрины и Тимандры [162] были бы чуть более тонкими и не столь неприкрыто оскорбительными. Как бы они пригодились!
* * *
Роберт и Рэйчел ходили кругами по дорожке Эддисона, чуть поодаль виднелся Модлен-колледж во всей своей нежной, чистой, женственной красоте.
– Ты волнуешься насчет завтра? – спросила Рэйчел.
– Да не то чтобы нервничаю, просто немного взвинчен. Я думаю, спектакль получится хорошим. Труппа сыгралась великолепно, ну, а ты, моя дорогая, для режиссера – настоящий дар небес.
– Благодарю вас, сэр, – шутливо ответила она.
– Первый спектакль, – сказал Роберт. – Смехотворное брожение личного тщеславия. «Вот он я, великолепный мистер Уорнер, пытающийся пустить вам пыль в глаза вместе с шайкой актеров и актрис», – вот и все, к чему это сводится на самом деле. Помню первую пьесу, которую я поставил в двадцать один год – в маленьком театральном клубе в Лондоне, когда был пробивающимся, третьестепенным актером в репертуарном театре. Боже, как это меня вдохновляло! Я расхаживал с таким видом, будто всю жизнь только и ставил спектакли, и лелеял невероятные мечты, что моя пьеса когда-нибудь год продержится в Уэст-Энде. Мечты эти, должен признать, так и не сбылись.
– А я вспоминаю свою первую роль в Лондоне – очень вульгарную Елену в «Троиле» [163] . Я воображала, как все критики дадут лестные отзывы об этой маленькой роли: «Следовало бы особо отметить мисс Рэйчел Уэст, сумевшую создать блестящую миниатюру из этой отрицательной роли», – но никто из них так и не сказал обо мне ни слова.
Роберт окинул ее насмешливым взглядом:
– Вот видишь, все это – и вправду тщеславие. Костальс в романе Монтерлана [164] – квинтэссенция одного из типов художника – самодовольный, инфантильный, бессердечный эгоист. Быть разорванным на кусочки – вот все, чего я заслуживаю.
Она рассмеялась и взяла его за руку:
– О, нет, мой дорогой Роберт, не напрашивайся на комплименты. Я не собираюсь тешить твое тщеславие.
Он вздохнул.
– Как хорошо ты меня знаешь, дорогая.
– После – после скольких? – да, после пяти лет должна бы.
– Рэйчел, – вдруг сказал он, – как бы ты посмотрела на то, чтобы выйти за меня замуж?
Она остановилась и взглянула на него в изумлении.
– Роберт, милый, что это на тебя нашло? Неужели запоздалая забота о моей репутации? Предупреждаю: если заговоришь об этом опять, поймаю тебя на слове.
Теперь пришла его очередь удивляться.
– Ты хочешь сказать, что была бы согласна?
– Почему такое удивление? Как всякая женщина, я всегда хотела выйти замуж, только вот ты не хочешь, а любой другой был бы для меня невыносим…
– Ты понимаешь, что это повлечет за собой множество утомительных сплетен? Об ожидании новорожденного и тому подобное?
– Ничего не поделаешь. Если люди хотят сплетничать, пусть их…
Он усадил ее на скамейку с видом на реку.
– Уже давно, – сказал он, – мне хочется постоянства. Страшно утомительно все время держать оборону против общественных условностей.
– Это делает твой комплимент немного менее лестным.
Он усмехнулся.
– Прости. Я не так выразился. Думаю, это был бы довольно хороший брак. А тебе как кажется? Что-то вроде спокойных, постоянных отношений. Мы достаточно хорошо знакомы, чтобы уважать сумасбродства и мании друг друга. – Он задумался. – Может быть, у меня развивается помешательство на браке, как у Просперо [165] …