– Ты, может быть, не собираешься, а Марина собирается. Она ведь постарше тебя, правда?
– На три года всего.
– В вашем возрасте это имеет значение. Может быть, я ошибаюсь, но мне показалось, у нее на твой счет серьезные планы. Потому я сразу об этом и спросила. Не подумай, что она мне не понравилась, – оговорилась мама. – Марина энергичная девушка. Это хорошо – целеустремленности тебе недостает.
Правильно ли мама оценивает нехватку у него целеустремленности, Арсений не понимал, но что она не ошиблась насчет Марининой энергии, понял очень скоро.
Марина вошла во все уголки его жизни всего за месяц, не более.
Она легко разобралась, какие учебники ему необходимы, и однажды купила самый дефицитный из них в «Академкниге», в которую Арсений безуспешно заходил много раз, а она заглянула всего однажды и лишь потому, что проходила мимо.
Она готовила из примитивных рыбных консервов такой суп, вкуснее которого невозможно было себе представить, и требовалось ей на это пятнадцать минут, да и то – суп готовился словно бы сам собою, а Марина тем временем расспрашивала Арсения, как прошел его день, и ее стрельчатые глаза горели неизменным любопытством.
Она не очень любила театр, вернее, совсем не любила, как и книги, но могла достать сборник стихов Цветаевой или билеты на Таганку, а после спектакля они с Арсением шли в закрытый для посторонних ресторан Дома актера на Тверской, их проводил туда тот же человек, который помогал с билетами, и Марина чувствовала себя в этом богемном месте так же естественно, как и в любом другом месте на белом свете.
Она тратила на уборку квартиры час в неделю, и всю неделю после этого квартира сияла чистотой так, будто над ней потрудилась фирма «Заря» в полном составе.
По выходным она вытаскивала Арсения на каток в парке Горького и на лыжный спуск в Крылатском, и через месяц он уже удивлялся, как обходился без этого раньше.
И при всем этом она училась в Первом меде, то есть целые дни проводила в институте и в клиниках, а ночами что-то читала, учила наизусть или выписывала из своих медицинских книг, потому что намерена была стать не просто врачом, а хирургом, и намерена была сделаться лучшей в этой специальности, в которую женщин вообще не очень-то допускали.
Она в самом деле фонтанировала энергией, в нее словно моторчик был вставлен.
– И совсем не моторчик! – засмеялась Марина, когда Арсений сказал ей об этом. – Просто у меня такой гормональный состав организма. Переизбыток тестостерона. Все на самом деле физиологически объясняется.
Что ж, ее физиология ему нравилась – когда они оказывались в постели, моторчик лишь увеличивал обороты. Ему вообще все нравилось в ней – стоило ей появиться на пороге, у него внутри будто бы свет включался.
Через месяц Арсений уже не представлял, как жил без нее до сих пор. И уж точно не хотел представлять, как станет жить без нее. И вообще, что значит, как станет? А зачем ему, собственно, жить без нее?
Может быть, мама тревожилась о том, как бы Марина не оказалась обычной охотницей за московской пропиской. Но сыну она своих опасений не высказывала, а сам он об этом не тревожился ничуть.
Арсений не был сильно изощрен в психологии и в мотивах человеческого поведения, но даже он понимал, что для Марины главное – не пристроиться к теплому местечку, а доказать себе и окружающим, что она может добиться всего, чего захочет. И что значила такая внешняя вещь, как московская прописка, в ее грандиозном стремлении вперед и вверх? Да ничего не значила. Мир отвечал на ее собственные усилия, отвечал открыто, мощно, как она того и заслуживала.
А Арсения она любила. Когда мама сказала, что одной его любви будет мало, он насторожился: а правда, любит ли его Марина? Но, насторожившись, сразу же и понял: да, любит.
Отношения с ним составляли единственную область ее жизни, в которой не было соревнования, азарта, преодоления. С ним она отдыхала, и, как Арсений вскоре понял, никакая другая возможность отдохнуть не была ей доступна вообще.
Даже в Юрмале, куда они поехали летом, Марина увлеченно исследовала окрестности и завязывала полезные связи, вместо того чтобы лежать на песке у моря или хотя бы плавать. К концу каникул она была знакома со всеми, кто мог доставить утром домой парное молоко, продать свежую рыбу или отвести к ювелиру, делающему самые лучшие украшения из янтаря. Она и по возвращении домой не прервала знакомство со всеми этими людьми. Юрмальское парное молоко или свежая рыба никаким образом не могли ей понадобиться в Москве, но Марина время от времени созванивалась с Лаймой или Валдисом, получала от них открытки к праздникам и даже, к полному удивлению Арсения, писала им поздравления сама.
Он же… Его жизнь после встречи с ней переменилась совершенно. Мама оказалась права: Марина в самом деле наполнила его своей энергией, притом так щедро и безоглядно, что все, казавшееся прежде неясным, даже тревожным, сделалось простым и само собой разумеющимся.
Он вдруг понял, к чему его влечет, что вызывает у него интерес – это оказалось программирование. В меняющейся, вовсю перестраивающейся жизни открылись для этого занятия такие возможности, каких Арсений еще год назад и представить себе не мог.
Энтони Уильямс, с которым он переписывался много лет после чешского математического лагеря, приехал в Москву – вот этого уж точно невозможно было раньше представить, потому что Энтони жил в Калифорнии, в прежних представлениях почти на другой планете, – и предложил Арсению поучаствовать в международном проекте, который заключался в написании компьютерных программ. Знания Арсения о компьютерах были тогда весьма приблизительными, зато у него был отличный английский – спасибо папе, устроившему когда-то на курсы при МИДе, – а значит, он мог разобраться в специальной литературе, которой, оказывается, по компьютерным программам имелось уже немало.
Марина в это время переходила на последний, шестой курс, бои за хирургию были у нее в самом разгаре, но рассказы Арсения о сияющих далях компьютерного программирования она воспринимала с обычным своим интересом и давала ему советы, которые касались внешних вроде бы вещей – например, общения с Энтони и его друзьями, жившими в городке Пало Альто, – но оказались едва ли не самыми дельными советами из всех, которые он тогда от кого-либо получал.
За год они привыкли друг к другу так, будто прожили вместе лет десять. И все-таки когда Марина сообщила, что беременна, Арсений слегка растерялся.
– Но тебе ведь еще госы сдавать, – сказал он.
Надо же было что-нибудь сказать, чтобы эту свою растерянность скрыть.
– Госы будут раньше, чем роды.
– А как же ты…
– Сенька, все равно мне когда-нибудь придется рожать! – весело сказала она. – И всегда это будет некстати, всегда придется от чего-то отвлечься. Ну так лучше уж отрожаться сейчас. И здоровье еще не подводит, и в работу толком не вошла, терять особо нечего покамест. А ты не переживай. Если бы я в тебе не была уверена, то и рожать бы от тебя не стала.