Вульф опустил книгу:
– Я надеюсь получить от мистера Томпсона весьма важные сведения, а ты будешь вести записи.
– Каким образом, если меня там не будет? Секретарь Хьюитта знает орхидейную терминологию не хуже меня. Как, кстати, и вы.
Согласен, последняя реплика была жестковата, но и Вульфу не следовало возвращаться к книге. Он поджал губы:
– Арчи! Сколько раз за последний год я обращался к тебе с просьбой отвезти меня куда-либо?
– Если вы называете это «просьбой», то раз восемнадцать – двадцать.
– То есть я тебя не перегружал. Если ты считаешь мое убеждение, что за рулем можно доверять только тебе, странностью или слабостью, что ж, есть у меня такая слабость. Мы выедем отсюда в пятницу, в двенадцать тридцать.
Вот, значит, как? Я вздохнул, но считать до десяти не стал. Раз уж пришла пора преподать ему урок – а Вульф на это откровенно напрашивался, – его вразумит документ, которым я, по счастью, располагал и на который очень рассчитывал.
Я полез во внутренний карман пиджака и извлек из него сложенный вчетверо лист бумаги.
– Не хотелось обрушивать на вас этот удар до завтра или даже до чуть более позднего срока, – заявил я, – но вы не оставили мне выбора. Что ж, возможно, оно и к лучшему.
Я встал с кресла, развернул листок и вручил его Вульфу. Он отложил книгу, взглянул на бумагу, бросил взгляд на меня, еще раз пробежал глазами листок и швырнул его на стол.
– Пф! – фыркнул он. – Это что еще за вздор?
– Вовсе не вздор. Сами видите, это разрешение на брак, выданное Арчибальду Гудвину и Марго Дики. Оно обошлось мне в два доллара. Я бы мог наплести вам с три короба о том, что безумно влюблен в лучшую девушку на свете и все такое прочее, но не стану. Скажу только, что меня наконец захомутали, причем мастерски. Марго собиралась известить об этом весь мир во время рождественской вечеринки. Так что я, разумеется, должен присутствовать. Когда вы хвастаетесь, что поймали огромную рыбину, неплохо явить ее взорам восхищенных зрителей. Откровенно говоря, я бы предпочел отвезти вас на Лонг-Айленд, но, увы, это невозможно.
Большего эффекта я и ожидать не мог.
Вульф прищурился и таращился на меня из-под полуприкрытых век так долго, что вполне успел бы досчитать до одиннадцати, затем снова взял в руки бумагу и уставился на нее. Потом отшвырнул ее на край стола, словно боялся подцепить заразу, и посмотрел на меня в упор.
– Ты просто душевнобольной, – сказал он. – Сядь!
Я кивнул.
– Вы правы, – согласился я, оставшись стоять. – Это и впрямь форма сумасшествия. Но что плохого в том, что и меня оно не обошло? Как писал поэт, кажется кто-то из греков – Марго читала мне его вчера вечером, – «О, любовь, сокрушающая все преграды, всепобеждающая в своей мощи…»
– Замолчи и сядь на место!
– Да, сэр. – Я не шелохнулся. – Но мы не торопим события. Дату мы не назначили, так что время для того, чтобы уладить все формальности, еще есть. Возможно, вы захотите от меня избавиться, но это вам решать. Что касается меня, то я предпочел бы остаться у вас. Конечно, за столь долгое время я здорово от вас натерпелся, но мне было бы больно навсегда выкинуть все это из жизни. Жалованье у меня вполне приличное, особенно если с первого января, то есть со следующего понедельника, вы дадите мне давно обещанную прибавку. Я привык считать этот старенький особняк своим домом, несмотря на то что владеете им вы, а в моей комнате противно скрипят две половицы. Я считаю за честь работать на величайшего сыщика в мире, невзирая на его бесчисленные чудачества. Я признателен за то, что всегда, когда бы мне ни приспичило, могу подняться в оранжерею и полюбоваться десятью тысячами орхидей, особенно одонтоглоссумами. Я также воздаю должное…
– Сядь!
– Я слишком взволнован, чтобы сидеть. Я также воздаю должное кулинарному искусству Фрица. Я обожаю бильярдный стол в цокольном этаже. Я влюблен в Западную Тридцать пятую улицу. Я не мыслю своей жизни без одностороннего стекла, вделанного во входную дверь. Мне безумно дорог ковер, который я сейчас топчу ногами. Я боготворю ваш излюбленный ядовито-желтый цвет. Все это я рассказал Марго, а также многое другое – в частности, то, что у вас аллергия на женщин. Мы с ней все обсудили, обдумали и пришли к выводу, что готовы рискнуть и по возвращении из свадебного путешествия поселиться здесь, скажем на месяц. В моей комнате устроим спальню, а в комнате напротив – гостиную. Уборных и ванных комнат хватит на всех. Столоваться мы можем вместе с вами, как до сих пор делал я, но, если вас это не устроит, можем принимать пищу у себя наверху. В случае удачного завершения эксперимента оплату новой мебели и ремонт мы берем на себя. Марго останется работать у Курта Боттвайля, так что она не будет торчать здесь днем и мозолить вам глаза. А поскольку Боттвайль специализируется на отделке интерьеров, все покупки достанутся нам по оптовой цене. Конечно, мы оставляем эти предложения на ваше усмотрение. Дом-то, как ни крути, ваш.
Я взял со стола разрешение на брак, аккуратно сложил и спрятал во внутренний карман.
Глаза Вульфа оставались узенькими щелочками, губы были поджаты.
– Я тебе не верю, – прорычал он. – А как же мисс Роуэн?
– Давайте не будем приплетать сюда мисс Роуэн, – сварливо ответил я.
– А как насчет тысяч других женщин, за которыми ты волочишься?
– Вовсе не тысяч. Даже и одной тысячи не наберется. И насчет уместности слова «волочиться» я не уверен. Справлюсь в словаре. Думаю, вы неточно представляете себе его смысл. К тому же все эти женщины свое получат, как и Марго, в частности. Сами видите, душевнобольной я лишь до определенного предела. Я отдаю себе отчет…
– Сядь!
– Нет, сэр. Я отдаю себе отчет в том, что нам придется все это обсудить. Но сейчас вы слишком взвинчены и плохо соображаете, так что разговор по душам лучше отложить на денек-другой, а то и побольше. К субботе мысли о том, что в вашем доме поселится женщина, могут довести вас до белого каления. Либо, напротив, вы успокоитесь настолько, что будете лишь тихо кипеть, как чайник, и брызгать слюной. В первом случае никакие разговоры нам не помогут. Во втором вы можете прийти к выводу, что стоит попробовать. Так, во всяком случае, я надеюсь.
С этими словами я круто повернулся и вышел вон.
В прихожей я остановился и задумался. Конечно, я мог бы подняться в свою комнату и позвонить оттуда, но рассвирепевший Вульф вполне способен поднять трубку своего аппарата и подслушать разговор. Я же предпочитал поговорить без свидетелей, а потому снял с вешалки шляпу и пальто, оделся и вышел. Добравшись до аптеки на Девятой авеню, я нашел свободную кабину и набрал нужный номер. Несколько секунд спустя мелодичный голосок – не проговорил, нет – прочирикал прямо мне в ухо:
– Студия Курта Боттвайля, доброе утро.
– Это Арчи Гудвин, Черри. Могу я поговорить с Марго?