МЫ ПОМНИМ о победах русских чудо-богатырей при Егерсдорфе и Кунерсдорфе над прусским войском в Семилетней войне, о том, что в 1760 году русские доходили до Берлина в первый раз (заняв его, правда, всего-то на три дня). Но мы плохо помним, что Семилетняя война началась из-за колониальных свар Англии и Франции, а потом в эту абсолютно ненужную России войну нас втянула в своих интересах австрийская императрица Мария-Терезия. Она ловко использовала личную обиду Елизаветы Петровны на прусского Фридриха.
Конфликт Пруссии и России был выгоден лишь Австрии, Франции, Англии и Швеции. Знаменитый мемуарист тех времен Андрей Болотов (сам участник Семилетней войны) писал: «Заключены были (Марией-Терезией. – С. К.) тайные союзы с саксонским курфюрстом, бывшим тогда вкупе и королём польским, также с королём французским и с самою Швециею. Употреблены были все удобовозможные способы к заключению такового же союза с Россиею и к преклонению её к тому, чтоб и она вплелась в сие замышляемое и до неё нимало не касающееся дело».
Да, с тех пор как Россия превратилась в европейский и мировой фактор, её пытались «вплести» и «вплетали» в чуждые ей авантюры не раз. И поговорить об этом было бы не лишним, но такое путешествие во времени увело бы нас слишком далеко от проблем недавних и нынешних. Поэтому я остановился в Зеркальном зале Версаля конца семидесятых годов позапрошлого века и, полюбовавшись на золото мундиров и сияние бриллиантовых колье, отправился в обратный путь. А почему я стал «плясать» именно от версальских дворцовых зеркал, читатель вскоре узнает…
Принимаясь за переоценки новейших отношений русских и немцев на рубеже XIX и XX века и в начале XX века, я не шёл от личных симпатий и антипатий, не выстраивал заранее схем и не хотел исходить из чьих-то чужих построений. Я не следовал за устоявшимися схемами, однако и не игнорировал их, а критически переосмысливал. И при этом старался оставлять то, что позволяло выявлять историческую истину, а не подправлять её в каком-либо заранее заданном духе: «коммунистически-официозном», националистическом, прозападном или антисоветском.
Не стремясь к лаврам чрезмерно (а порой и злостно) беллетризующего историю Валентина Пикуля, я хотел добиться лёгкости, но не легковесности восприятия читателем серьёзных фактов и оценок.
Первым «китом», на котором покоился мой подход, был критический анализ дореволюционных, советских, постсоветских и западных источников.
Вторым «китом» стала уверенность в общности человеческих проявлений в любую эпоху. Чтобы понять, насколько истинно то или иное писаное историческое свидетельство той или иной эпохи, полезно и даже необходимо представить себя в этой эпохе, на месте её героев – и героев без кавычек, и «героев» в кавычках.
А третьим «китом» была избрана честность подхода. Я не хотел дать некую новую «версию» давних событий, а старался провести наиболее близкую к тому, что было на деле, реконструкцию. То есть восстановить подоплёку происходившего на глазах сотен миллионов людей…
Когда же каркас моих представлений о тех временах наметился, я взял за правило не бояться испытать его на прочность раз за разом, сравнивая то, что получилось у меня, с тем, что делали до меня другие. И, на мой взгляд, «здание», в которое я предлагаю войти читателю, выстроено не на песке.
Между прочим, в двадцатые годы на эту же тему, беря точно те же временные рамки, написал свою книгу «Европа в эпоху империализма. 1871–1919» академик Е. В. Тарле. Честно говоря, узнал я о ней уже после того, как первый вариант моей книги был готов, и, изучив труд Евгения Викторовича, был рад, что прочёл его после, а не до написания своего «Версаля…». Книга Тарле великолепна по фактографии и, как всегда у него, блестяща. Однако исторически она мало состоятельна, а почему я так её оцениваю, читателю станет, надеюсь, ясно при чтении моей книги.
Разные историки и авторы лгали или умалчивали о тех или иных существенных обстоятельствах по-разному. На взгляды и готовность к точности «историков» на службе «ренегатского» ЦК КПСС влияли одни факторы, на позиции западных историков – другие…
Мемуаристы зачастую были ещё более пристрастны, чем историки, а если были честны они, то подправками реальной истории занимались редакторы их мемуаров. В постсоветские времена на российских информационных просторах начали рыскать совсем уж отпетые лжецы, конъюнктурщики и «историки»-расстриги.
Правят бал они и поныне…
Но и среди вранья может попадаться прочная, надёжная правда. Отыскать в этих завалах, созданных совместно Востоком и Западом, не бутафорские, а настоящие «кирпичи» событий, фактов и причин было непросто, но я старался, читатель.
ПОВТОРЮ: без знания того, как и для чего задумывалась Первая мировая война, как она начиналась, продолжалась и закончилась, невозможно понять ни то, для чего задумывалась и как начиналась Вторая мировая война, ни то, что происходит в мире сегодня. Однако история с Первой мировой интересна и поучительна и сама по себе.
Поучительна тем, что хорошо вскрывает технологию, по которой в XX веке русские и немцы были столкнуты лбами вначале в первый, а потом и во второй раз.
Столкнут ли нас ещё и в третий? Вопрос не праздный. Уничтожаемую извне и изнутри нынешнюю Россию внешний мир может брать, казалось бы, голыми руками.
Так нас и берут.
Однако можно ли нас взять руками вооружёнными? По сей день – вряд ли, потому что если народы России окажутся на краю видимой гибели, они, как встарь, ощетинятся, пожалуй, иглами сопротивления. Соответственно, для России, осознавшей себя как суверенная и независимая держава, конфронтация с внешним миром неизбежна.
Но какая позиция Германии по отношению к России будет отвечать интересам германского народа? Выгодна ли для Германии новая конфронтация с Россией? Задумываться об этом надо сегодня, чтобы наше завтра было более умным и осмотрительным, чем поза– и позапозавчера.
О Первой мировой войне писал и Солженицын… Самобытный историк и публицист Николай Николаевич Яковлев оценил роман Солженицына «Август четырнадцатого» как книгу, проникнутую «смердяковской» тоской о том, что, мол, «умная нация» (то есть немцы) не покорила нацию «весьма глупую» (то есть нас)… Оценено неплохо, хотя Смердяков говорил, вообще-то, о французах: «Хорошо бы нас покорили тогда эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки…».
Всё же Яковлев был и прав, и не прав…
Справедливо отвергая «смердяковскую» концепцию Солженицына, он не увидел благодетельности идеи о значении Германии для России. Не покорение русских – нации социально весьма неопытной и неумелой – немцами, то есть нацией действительно более организованной и деловитой, а взаимовыгодные мирные связи – вот что было бы оправдано и политически, и экономически, и цивилизационно тогда и что оправдано и необходимо – с определёнными коррективами – и сейчас.
Сказанное выше не надо оценивать как низкопоклонство перед Германией, как проповедь нашей неполноценности. На мой взгляд, только так может мыслить не просто любящий свою Родину русский человек, но человек, осведомлённый об истории русских и немцев… В марте 1918 года на VII съезде партии Ленин говорил: