Политическая история Первой мировой | Страница: 51

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Зачем?

Ведь царя уже не раз предупреждали о безрассудности таких настроений – тот же лидер «правых» П. Н. Дурново!

Ну если бы даже Австрия оккупировала Сербию, что бы произошло?

Австрия заработала бы себе ещё одну «национальную» головную боль, а проблем у Вены хватало и без сербов. Тем временем Россия усилилась бы, Австрия ещё больше ослабла бы, и вот тогда…

Тогда можно было бы и двинуться в очередной освободительный поход на земли южных славян, если уж так дома не сиделось.

Увы, в Петербурге летом 1914 года закусывали удила не гвардейские кони, а царские министры, якобы русские журналисты и…

И много кто в придачу – заинтересованный...


СЕРБИЯ повела себя ещё более безответственно. Принято считать, что австрийский-де ультиматум состоял из таких пунктов, которые при их выполнении уничтожали Сербию как суверенное государство. Сэр Эдуард Грей иезуитски «простодушно» «сомневался», может ли Россия посоветовать сербам согласиться с ультиматумом, и провокационно прибавлял: «Государство, которое нечто подобное примет, собственно, перестаёт быть самостоятельным государством».

Однако самостоятельно, суверенно лишь то государство, которое может защитить себя военной силой. А если не может, оно должно вести себя соответственно.

Впрочем, Грей лгал и по сути. Ультиматум местами был действительно жёсток: сербы, например, должны были уволить из армии офицеров по спискам, представленным Веной. Но Сербии он всё же не уничтожал, да и вообще катастрофических угроз там не было. Наверное поэтому полное содержание ультиматума далеко не всегда приводится даже в толстых исторических трудах.

А знакомство с тем основным документом, из-за которого началась (как утверждают хором все и на Западе, и на Востоке) мировая война, рождает одну мысль: «А имели ли сербы хоть малейшее моральное право отвергать такой ультиматум в то время?».

Так или иначе, за 10 минут до истечения срока ультиматума, 25 июля в семнадцать пятьдесят, сербский премьер Пашич вручил барону Гизлю ответ. Сербия принимала все пункты, кроме единственного.

Читатель, вчитайся, а потом вдумайся в тот пункт, который был отвергнут. После того как сербы приняли условия, если и не ликвидирующие независимость страны, то всё же серьёзно её ущемляющие, они не согласились с тем, чтобы австрийская полиция всего-навсего участвовала на территории Сербии в расследовании по делу лиц, замешанных в сараевских событиях.

При этом сербы сослались на то, что это-де противоречило бы сербской конституции, и предлагали передать расследование дела в Международный суд в Гааге.

Итак, сербы отвергли то единственное требование австрийцев, которое как раз было наиболее естественным и законным, а одновременно и самым необременительным.

Если вспомнить, что свою судьбу Сербия была намерена защищать русским оружием, находящимся в русских же руках, то это был, во-первых, фактически ответ из России. И это было «добро» войне.

Во-вторых же, по отношению к России со стороны Сербии это была преступная и непрощаемая подлость! Ведь получалось, по сути, что будущая кровь русских мужиков будет на сербском руководстве ещё в большей мере, чем на российском…

Австрийцы тут же начали мобилизацию против Сербии, но на русско-австрийской границе всё было спокойно.

Ничего странного в этом не было. Ни в Берлине, ни в Вене отнюдь не были склонны расценивать происходящее как начало Большой Войны. Узнав о сербском ответе, Вильгельм писал статс-секретарю фон Ягову: «Уже нет оснований к войне»… Впрочем, одновременно он считал, что Австрии стоит оккупировать Белград и часть Сербии в качестве «гарантии».

А вот британское казначейство уже 25 июля – в день истечения австрийского ультиматума Сербии – приступило к выпуску специальных банкнот, не подлежащих обмену на золото и предназначенных в военное время.

Требуются ли здесь комментарии?

28 июля 1914 года Австрия объявила Сербии войну, а в ночь на 29 произвела артиллерийский обстрел Белграда. В России Генштаб тут же стал торопить Николая с мобилизацией…

Царь склонялся к объявлению то полной (против Германии и Австрии), то частичной (только против Австрии) мобилизации, а Вильгельм телеграммами убеждал его не пороть горячку. Её действительно можно было и не пороть, потому что Германия ни за что не нанесла бы первый удар по России. Её целью в случае войны был Париж.

Но как Германии начинать войну с Францией при не вступившей перед этим в войну с Германией России – союзнице Франции? Начать войну должна была Россия и начать её с Германией, потому что без столкновения Германии с Россией мировому Капиталу мировая война не требовалась. Она, собственно, без участия России на стороне Франции мировой и не стала бы…

Если бы царь и наследники Витте не торопились, то даже если бы Германия рискнула воевать с Францией, России скорая опасность не угрожала бы. России, как союзнице Франции, можно было бы даже формально пойти на войну с Германией и (или) Австрией после того, как её начала бы против Франции Германия (или Франция против Германии), но вести эту войну по типу «странной» войны, которую вели в 1939 году Франция и Англия против Третьего Рейха… Можно было спокойно отмобилизоваться после не Россией начатой войны и оградить свои рубежи.

А там посмотрели бы…

Пассивное содействие победе Германии над Францией даже после всех германо-российских недоразумений было бы России выгодно. Но в Петербурге «русские» газеты уже расписывали, как чубатые Кузьки Крючковы входят в Берлин.

Царя уверяли, что если объявить лишь частичную мобилизацию (против Австрии), то она якобы сорвёт всеобщую (ещё и против Германии). Глупость, конечно…

И под всей этой «патриотически-квасной» пеной скрывалось истинное стремление: надо поскорее призвать хоть какие-то мужицкие массы, поставить их под ружьё и бросить на Германию…

С одной стороны, так завязывалась мировая война, с другой стороны, вступление России в неё спасало Францию.

Россию выдвигали на передовой рубеж, зато Франция как-то сразу начала осторожничать. Это было и понятно: одно дело бодро вышагивать на парадах, размахивая шпагой в сторону «пруссаков», и другое – со дня на день ожидать вторжения этих самых пруссаков.

30 июля 1914 года французы мобилизовали пять пограничных корпусов и тут же то ли из трусости, то ли из предосторожности отвели их передовые части от границы с Германией на десять километров, чтобы, не дай бог, не дать немцам повод для пограничных инцидентов.

Президент Пуанкаре представлял эти меры русскому послу Извольскому как доказательство миролюбия, а генерал Жоффр успокаивал русского военного агента Игнатьева: этот, мол, тонкий маневр заранее был предусмотрен планом мобилизации.


ФРАНЦУЗЫ могли себе позволить такую «тонкую» игру, поскольку МИД Сазонов с Генштабом не забывали о проблемах «сынов свободы»… Фактически уже сразу после 23 июля в приграничных виленском и варшавском округах начались мобилизационные приготовления, ещё до официально оформленной реакции царя. Начальник Черниговского гарнизона, полковник Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич (позднее – видный штабной генерал), получил секретный пакет из Киева с приказом о немедленном приведении частей гарнизона в предмобилизационное состояние 29 июля в пять часов пополудни. И это объективно вынуждало Германию быть начеку.