В минуты горькой откровенности с самим собой это понимали и такие противоречивые фигуры как, например, Эдуард Эррио. В отличие от своего коллеги по партии радикалов Кайо, он – эрудит, знаток литературы, ценитель музыки – не был человеком банков и «двухсот семейств», хотя служил всю жизнь этой Франции. Так вот, Эррио написал: «Во Франции и в других странах держатели ценных бумаг, банкиры, стояли над политическими деятелями, они были подлинными хозяевами Франции, незримыми, но вездесущими»…
Не успели во французском министерстве иностранных дел на Кэ д`Орсэ вчитаться в слова немецкой ноты, как тем же вечером 3 августа 1914 года в обстановке строгой секретности французское правительство попросило «Де Ротшильд Фрэр» занять сто миллионов долларов у Соединённых Штатов.
Золотой конвейер двинулся…
Роль доверенного кредитора за океаном взял на себя Морган заодно с обязанностями представителя французского правительства в военной торговле между Францией и США. Но и парижские Ротшильды своё получили: американские займы шли формально на их банк, а уж потом – в казну. Комиссионные же – только Ротшильдам. Их контора на рю Лафит начала перекачивать и английские деньги после того, как лондонские Ротшильды выпустили в Англии облигации французского займа.
Попутно ротшильдовская «Ле никель» продавала металл, добытый во французской Новой Каледонии, германским оружейным заводам.
Впрочем, патриотизм банкирских баронов был вне сомнений. Эдуард Ротшильд писал из Парижа британской родне: «Наш долг, как патриотов, предоставить в распоряжение правительства всё, чем мы располагаем. Объединившись с вашим народом на поле боя, мы должны объединить и наши кошельки».
Порыв тут был воистину трогательный: английские и французские солдаты в окопах обменивались вшами, а их более удачливые «соотечественники» – акциями. При этом Эдуард оказался настолько патриотично дальновиден, что «отдавая всё» французской «родине», он сверх этого одновременно вкладывал крупные средства в акции Нью-Йоркской железной дороги и новых линий нью-йоркского же метро.
А когда в 1917 году за своей долей окопных вшей отправились в Европу экспедиционные силы США, Эдуард был готов объединить свой кошелёк с кошельком и этого «нового» союзника, участвуя в военном займе казначейства Соединённых Штатов.
ГЕНЕРАЛ Мольтке в 1910 году говорил бельгийскому военному атташе в Берлине майору Мелотту: «Что касается Англии, то германский флот создан не для того, чтобы прятаться в гаванях. Он пойдёт в наступление и, возможно, будет разбит. Германия потеряет свои корабли, но Англия утратит своё господство на морях, которое перейдёт к Соединённым Штатам. Только они окажутся победителями в европейской войне. Англия это знает и, вероятно, останется нейтральной».
Мольтке родился и был воспитан в стране, где на чужих дядей не оглядывались, и поэтому он не мог представить себе, что в могучей Англии немалая часть элиты ориентируется на интересы не своей родины, а на интересы того Золотого Интернационала, который как раз и вёл дело к будущему господству Америки. Поэтому Мольтке не предполагал, что Британия пойдёт на уничтожение мощи Германии, заплатив за это собственной мощью в угоду дяде Сэму…
Господство этого джентльмена с козлиной бородкой и хищным взглядом Первая мировая война готовила по всем направлениям. Участник этой войны, бывший офицер старой русской армии, советский военный историк генерал Барсуков написал капитальный труд «Артиллерия русской армии (1900–1917 гг.)». И вот что там было сказано: «Россия влила в американский рынок 1 800 000 000 золотых рублей, и притом без достаточно положительных для себя результатов. Главным образом за счёт русского золота выросла в Америке военная промышленность громадного масштаба, тогда как до мировой войны американская военная индустрия была в зачаточном состоянии. Ведомства царской России, урезывая кредиты на развитие русской военной промышленности, экономили народное золото для иностранцев. Путём безвозмездного инструктажа со стороны русских инженеров (в одном Коннектикуте их работало около двух тысяч! – С. К.) созданы в Америке богатые кадры опытных специалистов по разным отраслям артиллерийской техники».
Ничего это не напоминает тебе, мой современник по бытию в России Владимира Путина?
Сведения генерала Барсукова подтверждает генерал Маниковский в книге «Боевое снабжение Русской Армии в 1914–1918 гг.». Труд Маниковского – исследование тоже основополагающее, и там сказано: «Без особо ощутительных для нашей Армии результатов в труднейшее для нас время пришлось влить в американский рынок колоссальное количество золота, создать и оборудовать там на наши деньги массу военных предприятий, другими словами, произвести на наш счёт генеральную мобилизацию американской промышленности, не имея возможности сделать того же по отношению к своей собственной».
Но если бы иностранцам помогали только золотишком и умишком – это было бы ещё полбеды. Беда была в том, что помогали и кровью. И уже в начале войны русская кровь обеспечила французам их самую важную в той войне победу на Марне.
ПЯТОГО сентября 1914 года на равнине между Верденом и Парижем в районе реки Марна началась Марнская битва. Врываясь во Францию, Мольтке следовал в целом схеме Шлиффена, однако ослабил эту схему материально. И это сразу наложило фатальную тень возможной неудачи на все планы и шансы немецкого наступления…
Тут Германию подвела жадность её правящего класса. Высшие круги промышленно-финансовой буржуазии очень беспокоились за промышленные районы Эльзаса и Лотарингии на левом фланге и настояли на его усилении за счёт наиболее важного, «прорывного» правого фланга – «бельгийского».
Это был, конечно, недопустимый промах. В пользу других фронтов Мольтке уменьшил первоначальную ударную группировку правого крыла с двадцати пяти армейских корпусов до шестнадцати. Сокращались и резервы. Соотношение между правым крылом и левым уменьшалось по сравнению с замыслом Шлиффена с 7:1 до 3:1.
В результате «молниеносного» немецкого наступления в северной Франции не получилось, хотя и низким его темп назвать нельзя никак. Пограничное сражение было выиграно, а к концу августа войска кайзера продвигались вперёд на 13 километров за сутки.
Для пешей армии – очень даже неплохо.
До Парижа оставалась где сотня, а где и всего-то сорок (!) километров! Вдоль Марны фронт временно стабилизировался, но у немцев были все шансы его прорвать. Однако через неделю вместо германского прорыва произошло французское «чудо на Марне»: наступавшие отступили, и со скорой победой Германии было покончено.
Чуда, впрочем, не было, просто 20 августа 2-я русская армия генерала от кавалерии Самсонова разбила немцев в Восточной Пруссии у Гумбинена. И хотя фронт русских армий был слаб, общее положение на Востоке складывалось для немцев критическое. На Австрийском фронте дела шли ещё лучше: 3 сентября нами был взят Лемберг, то есть Львов.
27 августа 1914 года генерал Жоффр докладывал военному министру Мильерану: «Слава богу, мы имеем благоприятные известия от русских в Восточной Пруссии. Можно надеяться, что благодаря этому немцы будут вынуждены отправить войска отсюда на Восток. Тогда мы сможем вздохнуть».