Комфортабельные купе ничем не уступали тем, которыми по праву гордилась Пенсильванская железная дорога. Уютные гнездышки для самых изнеженных путешественников.
Надпись на табличке свидетельствовала, что вагон изготовлен Лондонской и Северо-Восточной железнодорожной компанией, выпускающей вагоны для поездок королевы на отдых в Шотландию, в замок Балморал. Но на дверных ручках туалетных комнат стоял герб принца.
Мебель, купленная в Вене при распродаже имущества разорившейся оперной дивы, носила отпечаток стиля бидермейер и невзыскательного дамского вкуса.
Через несколько минут мы уже сидели в ресторане. Метрдотель принес нам меню, в котором значились устрицы, суп с итальянской пастой, тюрбо под зеленым соусом, цыпленок по-охотничьи, говяжье филе с запеченным картофелем, заливное из дичи, салат-латук, шоколадный пудинг и огромный выбор десертов.
В такой небывалой роскоши мы провели весь вечер, погруженные в глубокую задумчивость, но в силу давней дружбы не тяготящиеся молчанием.
Нечасто мне доводилось выезжать по делам за границу вместе с Холмсом. Несколько громких преступлений он раскрыл без меня и моего револьвера. В том числе покушение на генерала Трепова в Одессе и внезапную смерть кардинала Тоски, которую мой друг расследовал по личной просьбе его святейшества папы римского.
Меня не было рядом с ним ни в Нарбонне, ни в Ниме, где он оказал щедро вознагражденные услуги Французской Республике, ни в Тринкомали, на Цейлоне, где неожиданная трагедия произошла с братьями Аткинсонами.
Было, впрочем, одно незабываемое путешествие, которое мы совершили вместе, – в швейцарскую деревушку Майринген, где мы остановились в гостинице «Англия» и куда привели нас происки профессора Мориарти. Самые преданные читатели помнят о трагических событиях у Рейхенбахского водопада, приведших к смерти «Наполеона преступного мира» и исчезновению Шерлока Холмса, которого посчитали погибшим.
Беспокойство овладело мной, когда я вспомнил предостережение Майкрофта: «Не забывайте, что Болгария – такое место, где, выйдя на улицу, вы можете в любой момент подорваться на мине, заложенной для другого».
Охваченный тревожными воспоминаниями о Мориарти и мыслями о терроре, я поймал взгляд моего задумавшегося друга и сказал:
– Холмс, я хочу взять с вас одно обещание.
Мой друг, весь внимание, отложил трубку в сторону:
– Какое обещание, старина?
– Мне хочется, чтобы мои бренные останки, когда я отойду в Страну Безмолвия, были погребены рядом с вашими.
Холмс внимательно посмотрел на меня:
– Вы затронули очень интересную тему, мой дорогой Уотсон. Я должен признать, что осознание надвигающейся опасности – это скорее проявление смелости, а не глупости. Но следует помнить, что все мы в конечном счете смертны.
Я уточнил:
– Если к тому времени вы не обзаведетесь пасекой в Суссексе…
– Как я понимаю, вас пугает соседство моих итальянских пчел?
– Дистанция в четверть мили меня бы вполне устроила.
– Ну а если вы покинете этот мир раньше меня, поклянитесь могилой вашей дорогой матушки не восставать и не наведываться ко мне в гости.
Я протянул руку:
– Ну что, договорились, Холмс?
– Пока не могу дать вам такого обещания, Уотсон, но мы еще вернемся к этому, чтобы все обдумать, прежде чем возникнет реальная опасность. А сейчас, старина, я хотел бы поговорить о другом. Надо сказать, что сплю я очень чутко, и, скорее всего, даже уснув навеки, сохраню эту способность. Надеюсь, ваш храп, Уотсон, будет для меня наказанием лишь в этой жизни. Если же он станет преследовать меня и после смерти, то я этого точно не вынесу.
– Ладно, ладно, я все понял, – поспешил я дать ответ.
– А в каком облачении вы хотели бы упокоиться? В колониальном шлеме, военной форме цвета хаки и крагах?
– Именно так, Холмс.
– А надпись на надгробии? Вы ее уже придумали?
– Предоставляю сделать это вам, мой дорогой друг. Единственное пожелание: упомяните о моих писаниях и врачебной миссии в Афганистане. Кстати, Холмс, а вы ведь моложе меня всего на год или два.
– Думаю, для вашей эпитафии как нельзя лучше подошли бы слова: «Верен как сталь, прям как клинок». – Неожиданно в голосе его зазвучала грусть. – В день ваших похорон молодые люди в стоячих воротничках из Уэст-Энда, отправляясь в офис, не забудут повязать траурную ленточку на свои цилиндры. Для них ваш уход станет невосполнимой утратой.
Так, шутя и поддразнивая друг друга, мы уладили все вопросы, касающиеся места моего захоронения и эпитафии.
На следующий день я встал достаточно рано. Ночь прошла спокойно под убаюкивающее шипение и покачивание быстро идущего поезда. Наступившее утро было просто великолепно, без единого облачка на небе. По мере продвижения экспресса мимо нас проносились, сменяя друг друга, разные города и страны. И везде был свой язык и своя письменность. Я направился в вагон-ресторан, где застал Холмса за изучением большой кипы бумаг.
Увидев меня, он сказал:
– Уотсон, я специально занялся изучением родословной нашего клиента. И вот что выяснил: похоже, принц связан узами крови едва ли не с каждой легендарной фигурой из европейского прошлого. Закажите завтрак. Рекомендую омлет с луком, шалотом и резанцем. Хотя вполне возможно, что здесь вам не хуже миссис Хадсон приготовят жареные почки и курицу в остром соусе или даже подадут блюдо холодной ветчины и заливное.
– А что известно о его жене? Он ничего о ней не рассказывал.
– Он вступил в династический брак с принцессой Марией Луизой Бурбон-Пармской, дочерью Роберта I Пармского и принцессы Марии Пии Бурбон-Сицилийской. Она подарила ему четырех детей: Бориса, Кирилла, Евдоксию и Надежду.
– И?..
– И умерла вскоре после рождения Надежды.
– Так он вдовец?
– Я вижу, вы прекрасно выспались! Да, он вдовец. Принц обладает завидными познаниями в области естественных наук. Он известный ботаник и энтомолог. А кроме того, разбирается в лингвистике, алхимии, филателии, широко известен как художник. Короче, может поддержать разговор на любую тему. Тут вам и политика, и музыка, и архитектура, дарвинизм, спиритуализм, возможно, даже кулинария.
Проводник принес нам целую стопку разных периодических изданий, среди которых была «Женевская газета», в свое время первой опубликовавшая сообщение информационного агентства «Рейтер» о смерти Холмса и профессора Мориарти в тот злополучный день девять лет назад.
Единственной газетой, выходившей с переводом на английский, оказалась румынская «Adevărul de Cluj» («Клужская правда»).