– Эйден? – тихо позвала она.
Он не ушел. Он этого не сделал. Он не поступит с ней так.
Таш включила прикроватную лампу и осмотрелась, затаив дыхание, ища наспех нацарапанную записку. Ничего. Она со стоном встала с кровати, надела халат.
Отсутствие записки, хорошо это или плохо? Он не ушел или просто не счел нужным сказать ей об этом? Просто поискать!
Таш ругала себя, желая быть холодной и собранной. Восемь часов утра было бы более подходящим временем пережить кризис доверия.
Гостиная. Ничего. Однако нос учуял все, что нужно.
– Понадобился кофеин? – тихо спросила она, войдя в кухню.
Эйден перед холодильником разглядывал беспорядок, прикнопленный веселыми магнитами. За ним в окне нависло темно-синее небо. Он повернулся, она взглянула на кофейник и увидела метки уровня кофе, окольцовывавшие стекло. По крайней мере три порции, судя по размеру кружки, которую он позаимствовал. Как долго он простоял здесь, глядя на ее холодильник? Его взгляд был настороженным. И напряженно извиняющимся.
– О! – только и смогла выговорить Таш через внезапно возникший ком в горле. Теперь это казалось неизбежным, она спрашивала себя, как могла упустить это прошлой ночью. Но вот он, тот самый момент.
– Как ты себя чувствуешь?
Она не хотела, чтобы он об этом спрашивал. Как ты себя чувствуешь? Видимо, пробный шар. Как ты себя чувствуешь? Она сделала то, отчего должна чувствовать себя неловко. Как ты себя чувствуешь? Прелюдия к Ну, я должен идти.
– Что случилось, не можешь находиться взаперти? – спросила она, сложив руки на груди.
– Я не ухожу.
– Передозировка кофеина выглядит несколько экстремально.
– Я хотел дождаться, пока ты проснешься.
Но ты уходишь?
– Я давно не сплю.
– Почему?
Потому что тебя не было рядом и твое отсутствие намекало на что-то неладное.
– Странно, когда в доме есть кто-то еще. Я, должно быть, почувствовала, что ты ходишь по дому.
Эйден не поверил ей, а она не винила его.
– Мировой рекорд даже для меня. Это что, полуночное дежурство?
Эйден закрыл глаза.
– Таш…
– Понимаю. Сейчас. Хотя не понимала то, как ты смотрел на меня раньше.
Уфф! Она так не хотела быть одной из тех женщин, кто говорит: Но я думала. Но действительно думала.
– Мне не стоило приходить сюда. Нам не стоило спать вместе.
Таш заморгала и еще крепче сцепила руки. Возможно, с ней что-то не так. Она не слишком энергично взялась за дело, и это взбесило его. Хотя по-настоящему считала, что его нельзя вывести из себя. Он же Эйден Мур. Человеку с его репутацией приходится сталкиваться и с более странными, чем она.
– Тебя никто не заставлял, – защищалась она. На мгновение возникла картинка, как она прижимает его к стене и вокруг них разлетаются пуговицы его рубашки. – Изначально.
– Ты мне небезразлична, Таш. И я знал, что это ни к чему не приведет, поэтому не следовало и начинать. Нечестно с моей стороны.
Таш смотрела на него, слышала отголоски суждений Кайла и даже отца. Придумывают неуклюжие извинения. Принимают на себя ответственность покровительственно, по-мужски. Совершенно ясно, это ее скрытая вина. Будто они делают ей одолжение. Таш не только почувствовала себя оскорбленной, но и оскорбилась за него. Кивнула и повернулась, чтобы уйти как можно величественнее, но в последнюю минуту борец за социальную справедливость в ней заставил заговорить.
– Прости. Почему это точно ни к чему не приведет?
– Таш, не делай этого.
Каждая частица внутри ее сжалась.
– Несешь ответственность за свои действия?
Ей вдруг очень захотелось услышать, что он скажет, именно потому, что ему неприятно это говорить.
– Все эти похотливые взгляды, поцелуй в раздевалке, день водных велосипедов. Я бы подумала, что у тебя было много возможностей для кризиса совести.
Давай, Эйден, скажи это. Даже бесхарактерный Кайл сумел. Ты слишком сильна, Таш. Такой она была с Кайлом. С отцом в тот единственный раз, когда пыталась, действительно пыталась, но безуспешно, найти общий язык с ним и начать латать их фатально испорченные отношения.
– Ты вроде доволен собой, – процедила она сквозь зубы.
А ведь он вручил ей инициативу, ожидая, что она примет ее?
– Это не про сегодня, Таш.
Да, ладно.
– Тогда про что?
Что я наделала?
– Я не хочу… – Он выругался и отвернулся, но потом передумал и повернулся. – Я не хочу тебя обидеть, Таш.
– Слишком поздно. – Она собиралась с духом высказать то, что должно. – Ты вручил мне инициативу, Эйден.
– Я же сказал, это не про сегодня. Сегодняшняя ночь была удивительной.
Пфф… слова. Эйден попытался дотронуться до ее руки, но она оттолкнула его.
– Тогда про что же?
Эйден сжал пальцы.
– Ты не подходишь для моей семьи. – Он прокашлялся. – В долгосрочной перспективе.
Желудок крепко сжался, лед потек по жилам. Немного лучше, чем она опасалась. И то и другое, по существу, отказ от той, кем она была. Унижение быстро растекалось подо льдом.
– Должно быть, я прослушала твое предложение.
– Несколько недель не изменят ничего. Так зачем тратить твое время?
– Или твое?
Эйден опрокинул остатки из кружки в раковину и поджал губы.
– Дело не во мне.
– Нет, в твоей семье, по-видимому. Но давай будем честны. Ты имеешь в виду свою мать.
– У меня шесть теток и дядей с их соответствующими партнерами. Никто из них не будет мириться с дочерью Адель Портер.
Таш проследила взглядом за тем, куда он смотрит. На холодильник. На фотографию ее с матерью. Сердце заныло.
– Нет, пока никто не бросает вызов их предубеждениям.
– Ожидаешь, я пойду против семьи ради тебя.
Да, конечно. Немыслимо. Очевидно, она для него ничего не значит.
– Тогда почему не сделать это ради твоего отца?
Его глаза сузились.
– Не впутывай сюда моего отца.
– Бедный Натаниэль, должно быть, жил в зоне военных действий все эти годы. На территории врага. С кучей истеричек, которые не могут оставить прошлое в прошлом.
Негодование Таш достигло предела. Не сдерживаясь, она выплеснула свою боль и обиду на это благородное семейство лицемеров.