– Заметьте, не я это сказал.
Какой глупой она была, не видя этого раньше! Соломинка выпала из ее рта.
– Вы думаете, я имею виды на вашего отца?
В первый раз Эйден оставил свою маскировку, и этот видимый нейтралитет еле сдерживал нечто совсем иное. Нечто весьма увлекательное в своей страсти.
– Он одержим вами. А вы окружаете его вниманием и манящими улыбками, удерживаете его, беспомощно барахтающегося в ваших сетях.
Манящими? Таш не была уверена, что задело ее больше: предположение о том, что она сознательно пытается соблазнить Натаниэля, или осознание того, что интерес Эйдена к ней до сих пор был чисто стратегическим?
– Он взрослый человек. Уверена, в свои пятьдесят пять лет он умеет справляться с женщинами намного более красивыми и гораздо более опытными, чем я.
– Тогда к чему этот интерес? Чем он вызван? – настаивал Эйден.
– Он знал мою мать.
Эйден фыркнул и увлек ее за собой за ряд больших цветочных горшков, стараясь скрыться от взглядов гостей.
– В таком случае обратите свое навязчивое внимание на одного из ее других друзей. Избавьте мою семью от этого.
У Таш перехватило дыхание. Слова «навязчивое внимание» ранили гораздо глубже, чем следовало.
– Семью? Я думала, мы говорим о деньгах.
Его ноздри бешено раздувались.
– Вы всегда беспокоитесь только о деньгах?
У нее почти никогда дело не доходило до денег. Даже с Кайлом. Таш верила в его искренние чувства к ней. Деньги лишь свели их вместе.
– Думаю, это именно то, чего вы ожидаете. Это язык, на котором вы говорите.
Эйден фыркнул:
– Пытаетесь напомнить, что деньги не пахнут.
– Пахнут. Я реалистка. Но это не центр Вселенной.
– Вот только не надо о любви. – Он презрительно усмехнулся.
– Я хотела сказать: люди, только это имеет значение, хотя любовь тоже. Друг к другу. К нашим семьям. – Она сделала особое ударение на слове «семьям».
– Вы предпочли бы быть любимой, чем богатой?
– А по-вашему, лучше предпочесть богатство.
– Возможно.
Таш уставилась на него.
– Ваша мама тоже такая?
– Какое отношение к этому имеет моя мать?
– Вы так не похожи на отца в своих взглядах на жизнь. Могу предполагать, это влияние матери сделало вас таким.
– Каким? Не таким, как вы? Если вы до мозга костей хиппи во всем, что касается любви, людей, цветов и солнечного света, я ожидал бы от вас большей благосклонности к различиям между нами.
Это обмануло бы меньше, если бы не татуировка символа мира на лодыжке.
– Я благосклонна к различиям, просто пытаюсь их понять.
– Зачем? Я вам не нравлюсь. Вы не хотите находиться рядом со мной. Какое, черт побери, это имеет значение?
Возможно ли, что он уязвлен отсутствием у нее интереса к нему, где-то в глубине души, куда блеф и бахвальство не могут проникнуть? Таш уставилась в эти безжалостные глаза. Невозможно поверить.
– Думаю, это не имеет значения.
Хотя не мешает проявлять интерес к той самой глубине, куда не проникал ее защитный внешний лоск.
– За исключением того, что вы заставляете меня затормозить ваш персональный проект. Чувствую, мы будем часто видеться.
Эйден издал короткий смешок.
– Торможу вас, значит, я паршиво справляюся со своей работой.
– Нет. Не просто тормозите. Ваш бренд пресмыкающегося гораздо более очевиден.
В тот момент, как эти слова вырвались у нее, Таш о них пожалела. Невежливо заклеймить человека пресмыкающимся, равносильно обвинительному заключению. Особенно когда он выступает твоим заказчиком.
Эйден взвился:
– Не уверен, что меня когда-либо прежде характеризовали подобным образом.
Таш не отступила, выпрямилась и осушила бокал.
– А как женщина, которую вы покорили, это назвала?
Его губы скривились, глаза потемнели. Эйден все-таки нашел пространство, чтобы сделать еще полшага вперед.
– Последняя женщина, которую я покорил, умоляла меня сделать это, – выдохнул он и пробежал пальцем по шнуровке ее платья.
Мгновенный жар опалил ее грудь и расцвел в декольте. Таш резко отстранилась от него и вернулась в бар.
– Славная попытка.
Она засмеялась делано небрежно и подала бармену знак повторить напиток.
– Я не купилась на нее.
– Не купились на что?
– На все. Проступок богатого обаятельного плохого мальчика, превосходного сына, докучливого бизнес-партнера.
– Хотите сказать, я не воплощаю в себе все эти качества?
– Ах, вы безусловное воплощение, но я не куплюсь на это. Тут кроется что-то еще. Придется понять, что именно.
– У меня нет никакой тайны, Таш. Что видите, то и получите.
– Вы же бизнесмен, Эйден. То, что вы видите, – это не то, что вы получите. – Таш осмотрелась. – Теперь, извините, мне следует кое с кем встретиться.
Она развернулась так резко, что юбка заструилась вокруг ног, и оставила его безмолвно смотреть ей вслед.
Таш переходила от гостя к гостю, очаровывая мужчин, подкупая обаянием женщин и привлекая их в ряды собственной команды. Она была именно такой, какой обещала ему быть. Интригующей для любопытных глаз, но вполне уместной для таблоидов. Она несколько раз прошла мимо его отца, они обменялись демонстративно нейтральными взглядами, ничего не выражающими, чтобы не давать повода для пересудов. Если только не искать причины.
Или же он все еще в поисках чего-то несуществущего? Двадцать лет назад случилось нечто, что создало напряженность в его многочисленной семье и вбило клин между его родителями. Нечто, имеющее отношение к какой-то женщине. И он вырос с отголосками этого события и воспоминаниями о том, как его мать рыдала в винном погребе, где спряталась, чтобы ее не услышали, и проклинала имя, произносимое шепотом его тетями и дядями в дальнейшем.
Портер.
Это все, что он знал. Достаточно, чтобы преподать ему первый урок верности. Успешный бизнесмен. Любящий отец. Изменяющий муж. Эйден научился отделять эти понятия так же, как, вероятно, должна была делать его мать, чтобы продолжать жить и любить человека, который мог сделать нечто подобное. Они прошли через эти испытания, и Эйден тоже. Но он никогда не забывал о пережитом.
Его глаза отслеживали Таш по всему залу.
– Она нечто, правда? – раздался голос из ниоткуда, низкий и резкий, слева от него. – Ты уже переспал с ней?