– Очень вовремя, – пробормотала она и крепко обняла подругу.
Та по голосу почуяла неладное и посмотрела Элли в глаза:
– Все в порядке?
– Джек уехал. – Элли вытерла глаза краешком фартука. – Мне так плохо, чуть только начнешь забывать, как боль вспыхивает с новой силой.
– Господи, Эл, когда это случилось? Почему ты мне не позвонила?
Элли вздрогнула от приступа головной боли.
– Я не могу, не могу говорить о нем, – и закусила губу. – Меня будто без ножа режут.
– Ой, солнышко, фантомные боли.
Элли кивнула. Мерри погладила подругу по голове.
– Мне очень жаль, но иногда одной любви недостаточно.
– Да, наверное, – прошептала Элли.
– Если только в книгах и фильмах, – печально вздохнула Мерри. – А в жизни все по-другому.
– Я так волнуюсь за него.
– С Джеком все будет в порядке, – заверила Мерри. – Я волнуюсь за тебя.
– Мама тоже. – Элли опустила глаза. – Она постоянно твердит о том, что так жить нельзя, и прочие ничего не значащие слова, а что я могу сделать? Он ушел и никогда не вернется, я не могу без него.
– Тебе нужно успокоиться. Выспаться или уйти с головой в работу.
– Я пытаюсь.
– Пытайся лучше. Иначе через месяц окажешься в психушке.
– Я знаю, – Элли вытерла глаза, – но мне совсем плохо. Я будто замаринована в боли. Это достаточно поэтично звучит?
– Еще как! – Мерри обняла ее за плечи. – Лучше уж пиши стихи, чем печь такие торты.
– А что не так с тортом? – удивилась Элли.
– Он совершенно не того оттенка!
* * *
В церкви только что закончилась панихида об упокоении Брента. Джек вышел, держа руки в карманах, не испытывая никакого облегчения от того, что самое тяжелое уже позади. Чтобы оказаться здесь, он отложил поездку в Кейптаун. Зря он это сделал. Лучше бы рассказать обо всем Элли. Выговориться. Она бы поняла. Теперь нужно поговорить с Сандерсонами, так странно и так глупо. Что он им скажет? Что ему очень жаль? Насколько искренне это прозвучит из уст человека, выжившего за счет смерти Брента? Мать Джека обнимала рыдающую миссис Сандерсон, мистер Сандерсон с покрасневшими от холода и слез глазами тут же неподалеку разговаривал с отцом Джека. Нужно было что-то сказать. Но что? Захотят ли они с ним разговаривать? Джек решил уйти.
На полпути к машине его окликнули:
– Джек!
Рука легла ему на плечо. Он обернулся, увидел миссис Сандерсон и вздрогнул.
– Куда ты так спешишь?
Сердце бешено колотилось. Он судорожно попытался придумать причину ухода.
– Гм.
– Я так рада, что ты пришел. Мы так рады.
О господи. Когда это мистер Сандерсон успел к ним присоединиться? Теперь не сбежишь. Придется присутствовать на вечере памяти, да еще быть в центре внимания.
Джек пожал руку мистеру Сандерсону:
– Рад познакомиться, сэр.
– Взаимно. Называй меня Дэвид.
– А я Джун, – сказала миссис Сандерсон.
Джек снова спрятал в карманах замерзшие руки и смущенно кивнул в ответ на приглашение мистера Сандерсона отправиться к могиле Брента. Джун, очистив надгробный камень от снега, положила на него руки.
– Мы хотим с тобой пообщаться, – сказал Дэвид. – Следим за твоими успехами. Ты сделал головокружительную карьеру. Молодец.
– Спасибо.
– А ведь ты не хотел приходить, – заметила Джун. – Не хотел с нами встретиться. Почему?
Джек не смотрел ей в глаза.
– Я не хотел причинить вам боль.
– И? – Джун ждала чего-то. Он снова почувствовал себя семнадцатилетним и испугался.
– Я не могу смириться с мыслью, что жив благодаря смерти Брента, – быстро выговорил он и замер в страхе, что подобрал не те слова.
Глаза Джун наполнились слезами.
– Солнышко, ты не виноват. Его судьба так сложилась.
– Но…
– Но я благодарна тебе за то, что ты не растратил попусту свою жизнь. Нас печалит только одно – у тебя нет ни дома, ни семьи. Почему так?
– Я…
– Мы знали, ты не проживешь свою жизнь зря. Но чувства вины ты испытывать не должен, – спокойно, но твердо сказал Дэвид.
Этот разговор неспроста. Наверняка мама постаралась. Иначе с чего бы им заботиться о его семейном счастье? Гнев тут же сменился чувством благодарности. Мама права.
– Вы считаете, я могу влюбиться? Создать семью? Зная, что Брент никогда не сможет испытать этого счастья?
Дэвид положил руку ему на плечо.
– Не только можешь, должен. Возьми от жизни все, проживи ее как можно счастливее, тогда и Бренту там, на небесах, будет лучше. Он был добрым мальчиком. Умел радоваться за других.
– Мы тоже хотим, – вздохнула Джун.
Джек сглотнул слезы. Только бы они не покатились по щекам.
– Знаете, что я вам скажу? Есть одна девушка, она смогла покорить наше сердце.
Джун улыбнулась:
– Ух, какая боевая! Мне она уже нравится.
В это время боевая Элли сидела на корточках в дорожной пыли и, замирая от восторга, любовалась своим новым приобретением. В лучах солнца, снова и снова пробивавшегося из-за черных туч, совсем как стареющая поп-звезда, которая никак не решится покинуть сцену, великолепное здание становилось просто ослепительным.
В кармане шортов Элли лежал скрученный в трубочку договор. Час назад миссис Хатчинсон его подписала. Интересно, как ей удалось этого добиться?
– С меня достаточно, – заявила она старушке, устав от препирательств. – Либо вы подписываете договор, либо я уезжаю из города.
– Как?
– Навсегда. «Пари» закроется, и половина населения лишится работы, а все остальные – местной достопримечательности. Вас устраивает такой расклад?
Миссис Хатчинсон, с которой еще никогда не говорили в таком тоне, от испуга согласилась продать здание по весьма сходной цене, так что у Элли осталось достаточно денег на ремонт. Он, бесспорно, требовался, причем капитальный. Отлично. Возможно, Элли с головой уйдет в работу и хоть ненадолго забудет о своем разбитом сердце. Ведь жизнь налаживается, если не думать о том, что Джек не вернется никогда. Никогда.
Что-то холодное коснулось ее плеча. Интересно, что это? Мороженое в стеклянном стаканчике? Как мило со стороны мамы!
– Оно потрясающее, правда? – выдохнула Элли, не в силах отвести глаз от здания.
– Потрясающее, но ты еще лучше.
Такой знакомый, такой родной голос. Элли, изумленная, вскочила. Джек вернулся.