– Я не первый год своим ремеслом занимаюсь, – продолжал меж тем Крячко. – Не могу поверить, чтобы тебя ножом какие-то мелкие шпанцы ткнули. Наверняка нападение на тебя не было случайным, не бывает таких случайностей! Ведь везли вы с Кайлинским что-то в Москву! Я даже скажу тебе, что. Один документ. Старинный. Угадал?
Крячко опять же блефовал напропалую, весь его разговор с Осинцевым был построен на зыбких догадках, которые Станислав преподносил Сергею Осинцеву как установленные факты. Но эти догадки прекрасно укладывались в единую концепцию, а проверить, насколько они доказательны, Осинцев никак не мог. Поэтому снова сработало.
«И это он знает… – безнадежно подумал Осинцев. – Умный, зараза…»
Полковнику Крячко повезло! Он дважды упомянул фамилию Гурова, и сейчас Осинцев вдруг вспомнил, где он ее слышал. И в каком контексте. Там же, где с Зиминым познакомился. В ИТК строгого режима номер 130/11. Длинными зимними вечерами о чем только не заходил треп в бараке. Народец в ИТК подобрался тертый и битый, было, чем поделиться. Крячко знал, что говорил, когда упомянул про курсы повышения квалификации.
Разговаривали и о ментах. Как же извечных врагов не помянуть добрым словом. Есть среди блатных такая известная байка: сидят двое братков на берегу реки, один говорит другому, что самая его большая мечта – это чтобы по течению мимо них менты в гробах проплывали. Тот вяло возражает, что, мол, есть совсем поганые менты, а есть – ничего. Порядочные. На что слышит категоричный ответ: вот пусть поганые в плохих гробах плывут, а которые ничего – в хороших!
Так вот, в одном из таких разговоров и услышал Осинцев о московском сыскаре полковнике Льве Гурове. Причем отзывался о нем один из соседей Осы и Зимы по бараку, здоровенный детина по кличке Барин, очень уважительно. Дескать, опасен полковник, как гремучая змея, и хватка у него почище капкана медвежьего, но… Но в туфте не замечен, пакетик героина или замазанный ствол в карман не подсунет. А главное – железно держит слово. Уж если чего сказал… Вот и Барину в обмен на чистяк – чистосердечное признание – обещал переквалификацию статьи. И обещание выполнил! С умышленного убийства с отягчающими на причинение тяжких телесных повреждений, повлекших впоследствии смерть потерпевшего. Разница для понимающих людей громадная. Особенно, когда две ходки за спиной уже есть. Тут же слова Барина подтвердил еще один москвич. Нет, сам он с Гуровым дел не имел. Бог миловал. Но слышал многое…
Так что по всему выходило, достоин полковник Гуров хорошего гроба! Отложилась эта фамилия где-то в подсознании Сереги Осинцева, канула в глубины памяти. А теперь вот всплыла.
Все правильно. Была у Льва Ивановича такая излюбленная фраза: «А я что, даром пашу огород третий десяток лет? Можно иногда и урожай собирать!» Это рассуждение относилось в полной мере и к той настороженно-злобной уважительности, с какой смотрел на пару Гуров – Крячко московский криминалитет. Была у этих двух незаурядных сыщиков вполне определенная репутация. А репутация – такая хитрая штука, что сначала ты работаешь на нее, а потом она на тебя. Москва же – столица России во всех смыслах. В том числе и криминальная столица, а поэтому серьезная братва не только в Москве, но и на периферии кое-что слышала о полковнике Гурове и его друге и соратнике.
Крячко внимательно следил за выражением лица Осинцева. И в какой-то момент понял: тот словно переламывал что-то в себе, принимал ответственное решение. Теперь мягко подтолкнуть его в нужную сторону. Так, чтобы не спугнуть.
– Ты, Сергей, конечно, можешь мне не поверить. Можешь молчать. Но послушай, нельзя же так… Ведь если я прав, получается, что двух человек ты положил совершенно зазря! Разве нет, Осинцев? Если тебя впрямь порезали из-за того, что вы в Москву на пару с Кайлинским в клювиках тащили, так, выходит, ты для своих же убийц всю грязную работу сделал, а? Что, в самом деле не понимаешь этого? Неужели не обидно?
Болевую точку зацеплял раз за разом Станислав. Волком выть хотелось Сергею Осинцеву от жгучей обиды и бессилия. Дави на него сейчас Крячко, пугай его, кричи на него, ничего бы не вышло. Но вот так, осторожно, мелкими шажками подводя к нужному решению…
– Рискни довериться мне, – подчеркнуто медленно произнес Крячко. – Для начала ответь: был у вас с Кайлинским документ, о котором я толкую? Решайся, Сергей. Ну?
– Чем ты подтвердишь, полковник, что сдержишь свое обещание? – едва слышно спросил Оса. – Что не обманешь, что дашь мне спокойно умереть, не будешь больше мурыжить? Какие гарантии?
– Ого! Сразу видать образованного человека, – чуточку насмешливо протянул Станислав, но насмешка была мягкой. – Слова какие знаешь… Ну какие я тебе могу дать гарантии, Осинцев? Письменное обязательство, что ли? Не смеши, у нас тут не шпионский роман. Подумай сам. Чем, кроме честного слова офицера милиции, я могу тебе доказать свою искренность?
– Посмотри мне в глаза, – тихо произнес Осинцев. – Просто посмотри. Я пойму, правду ты говоришь или врешь.
Минуту в палате стояла напряженная тишина, которую только подчеркивало хриплое и неровное дыхание Сергея.
Когда за спиной уже слышны приближающиеся шаги старухи с косой и спасения от скорой встречи с ней не предвидится, это по-разному влияет на людей. Кто-то впадает в панику, в животный ужас, стремительно глупеет. А некоторые, наоборот, становятся на это время, на последний срок, умнее и проницательнее.
Сергей Осинцев относился ко вторым.
– Хорошо, – сказал Осинцев, опустив глаза. – Как, говоришь, фамилия твоего начальника? Гуров, значит? Приходилось мне о нем слышать кое-что… Никогда я ментам не верил, а тебе попробую. Да, был у Кеши документ. Письмо. Старое. Разорванное пополам. Нет, не Кешей. Оно раньше разорвано было, мне Кеша сказал. Его Кеша в Москву и вез. Хотел загнать. А я у него вроде как охранником. Чтобы не кинули. Только Кеша сам еще тем кидалой оказался.
– Зачем было убивать Андронова? – спросил Крячко. – Да, того мужика, которого ты в переулке ножом ударил.
– Не знаю толком, это Кешина идея. Он мне сразу сказал, что если подаст мне один знак, то этого типа нужно мочить. Быстро и наверняка. И пообещал мне заплатить за это штуку баксов. А потом, в поезде… Мы с ним быстро в одном купе оказались, я местами с его соседкой поменялся. Кеша дерганый был, нервный. Трясло его.
«Еще бы, – подумал Станислав. – Будешь тут нервным! Одно дело – приторговывать втихую архивными документами, и совсем другое – стать организатором и соучастником убийства. А ликвидация Андронова, скорее всего, была вызвана тем, что Кайлинский опасался конкуренции с его стороны. И разглашения информации. Иннокентий сразу понял, какие деньги на кону. И вовсе не хотел делиться с Андроновым. Собирался найти свой канал для продажи письма. Андронов становился не просто ненужным, он становился опасным. И Кайлинский подстраховался».
– Меня тоже потряхивало. Мы крепко выпили. И Кеша проговорился. Стал хвастать, какой он крутой и какой документ ценный. Что того типа надо, дескать, было мочкануть, чтобы он всю малину не испортил, не связался с Москвой. Тогда, мол, Кеше удачи там не будет, у типа в Москве прихваты, он там ходы знает и для Кеши их закроет. Чтобы тамошний народ с Кешей дела вообще не имел. Чтобы, значит, самому присосаться. А если не получится – то стукнуть. Чтобы никому не досталось, просекаешь, полковник? А Кеша жадный был до невозможности. Тут меня проняло, я понял, что дело об очень больших деньгах идет!