— Ну хорошо, — согласился Мэнни. — Не кипятись. Допустим, я принял твою позицию относительно Гарри и его похода. А что с Негоро?
— Что с Негоро?
— Он ведь играет на другой стороне, — сказал Мэнни. — Почему он до сих пор жив?
— Пока он собирает ключи, он закатывает в лузы наши шары, — сказал Горлогориус. — К тому же я всегда выступал за здоровую конкуренцию. Наличие такого противника только подстегнет Гарри и его спутника.
— Почему бы нам не отправить на поиски еще одну команду магов, чтобы создать эту самую здоровую конкуренцию? А Негоро просто прихлопнуть?
— Чем он тебе так насолил?
— Пока ничем.
— Ну и относись к этому соответственно.
— Что будет, если Негоро найдет последний ключ раньше Гарри?
— Теоретически будет полный кирдык, — сказал Горлогориус. — Но на практике это неосуществимо.
— Не стоит недооценивать Негоро. Он является дублем одного из старейших.
— Но всего лишь дублем. Ему никогда не превзойти оригинал.
— Ты — циник и пофигист, — заявил Мэнни.
— Спасибо, — искренне сказал тронутый до глубины души Горлогориус. — Увы, в наше время этого почти никто не ценит.
— Вообще-то это не задумывалось как комплимент.
— А мне по фиг, как это задумывалось, — сказал Горлогориус. — Неужели ты не хочешь предположить, что я не убиваю Негоро, потому что и мне не чужд определенный гуманизм?
— Нет.
— Правильно, — сказал Горлогориус. — Гуманизм — это одна из величайших проблем, которые люди сами себе придумали. Поверженного врага нельзя щадить, ему надо резать глотку. В противном случае он встанет с земли и перережет твою.
— Насколько я помню, ты убивал не всех своих врагов.
— Конечно, — сказал Горлогориус. — Но это — я. Я могу себе это позволить. В тот день, когда умрет последний мой враг, мне станет неинтересно жить. По большому счету все жизненные цели можно разделить на две категории. Жить ради чего-то и жить вопреки кому-то. Обычные люди недолговечны и по большей части не обращают внимания на эти цели; иногда они достигают какой-то из них, а иногда им даже удается обе цели совмещать. Это возможно, если ты живешь пятьдесят — шестьдесят лет, но после того, как ты разменял свою первую тысячу, тебе надо выбрать что-то одно. Можно жить либо вдоль, либо поперек. Вдоль — оно, конечно, надежнее, но поперек — гораздо веселее.
— Ну ты и кадр, — сказал Мэнни почти восхищенно. Теперь он понял источник жизненной силы Горлогориуса.
— Степень успешности человека определяется калибром его врагов, — сказал Горлогориус. — Дружбой ты ничего не измеришь. Настоящая дружба, как и настоящая любовь, слепа. Друзья не смотрят на твое богатство, на твой социальный статус, на то, сколь многого ты достиг в этой жизни. Если ты хочешь по-настоящему узнать человека, не смотри на его друзей. Лучше оцени его врагов. Если враг не дотягивает до твоего уровня, ему надо помочь вырасти.
— Растить себе врагов?
— Да, если ты хочешь чего-то добиться в этой жизни, — сказал Горлогориус. — Удивляюсь, почему я должен тебе это рассказывать. Ты моложе меня всего на пару веков, а в нашем возрасте это не столь существенно. Как ты жив до сих пор, Мэнни? Ты же не понимаешь очевидного.
— Наверное, согласно твоему определению, я живу вдоль, — сказал Мэнни. — То, что для тебя очевидно, мне кажется весьма сомнительным.
— Это хорошо, — сказал Горлогориус. — Всегда полезно узнать другую точку зрения. Мы узнаем, кто из нас прав, когда он переживет другого.
— Надеешься, что это будешь ты?
— Определенно.
— И кто это сказал, что рыбалка успокаивает нервы? — спросил Мэнни. — Мне ничуть не полегчало.
— Пожалуй, мы на самом деле выбрали не тот способ, — вздохнул Горлогориус, доставая из кармана динамитную шашку. — Заткни уши. Если я хоть что-то в этом понимаю, сейчас будет довольно громко.
Не говорите при мне о психиатрии. Неужели вы думаете, что мне нравится моя работа?
Ганнибал Лектер.
После того как Гарри удалось вызвать агента Смита через предназначенную для вызова демонов пентаграмму, он окончательно понял, что такое Матрица.
Мир иллюзий.
Мир снов.
Эти слова он слышал и раньше, но только теперь точно знал, что они означают лично для него.
Мир снов. Мир, где сон становится реальностью. Джавдет говорил, что главное — это вера. Поверь, что ты можешь перепрыгнуть дерево, обогнать локомотив и остановить пулю, и ты действительно сможешь это сделать.
Гарри поверил.
В своих снах он всегда был крутым парнем. И необязательно волшебником.
Агент Смит больше не казался ему быстрым. Гарри видел каждое движение противника, и не просто видел. Он мог его предсказать.
Он принял первую атаку Смита одной рукой, отмахиваясь от агента, как от назойливой мухи, после чего вломил правый апперкот в подбородок Смита.
Агент на какое-то мгновение повис на его кулаке, а потом отправился в скоростной полет, остановить который удалось только потолку, пробитому головой агента.
Некоторое время Гарри любовался туловищем, которое забавно дергало конечностями в подвале, в то время как голова находилась уже на первом этаже, потом легко подпрыгнул на добрых три метра, схватил агента Смита за ногу и сдернул его вниз.
— Не знаю, откуда вы, молодой человек, но вас точно нужно лечить, — сказал агент Смит.
— Я могу тебя уничтожить, — сообщил ему Гарри. — Я могу стереть тебя на программном уровне, что бы это ни означало, и даже повредить твое аппаратное обеспечение, где бы оно ни находилось.
— Это бесполезно, — сказал агент Смит. — Меня перепаяют.
— Зато Матрица будет на какое-то время свободна от вашего присутствия.
— Вы кое-чего не понимаете, молодой человек.
— Не помню, чтобы кто-то мне пытался хоть что-нибудь объяснить, — сказал Гарри.
— Признаю свою ошибку, — сказал агент Смит. — Давайте сядем за стол переговоров и все спокойно обсудим.
— Здравая мысль, — сказал стрелок. — Давайте сядем за стол.
— Стол? — переспросил Гарри, глядя на учиненный в помещении разгром.
— Условный стол, — сказал Смит. — Метафорический стол, если можно так сказать.
— Давайте сядем, — согласился Гарри.
Присутствующие выбрали обломки поудобнее и расселись со всем возможным в данной ситуации комфортом. Джавдет и Лео при этом двигались с повышенной осторожностью. Схватка с агентом не прошла для них даром.
Зато на Гарри они смотрели, как и должны смотреть люди на настоящего волшебника. Восхищение смешивалось в их взорах с неподдельным ужасом. На Гарри раньше почти никто так не смотрел.