Олег брел по темной улице. В голове было пусто, на душе муторно. Один, он снова остался один…
Он не чувствовал ни усталости, ни волнения после пережитой погони, только пустоту. Захар Иванович был для него вторым отцом, даже больше чем отцом – вытащив Олега из ледяной реки и взяв на себя ответственность за судьбу спасенного, дядя Захар занял то место в его душе, которое прежде принадлежало всей труппе, десяткам людей и дрессированных животных – тем, кого Олег числил «своими», кто служил посредником между ним и внешним, чужим, миром. После катастрофы жизнь Олега всегда шла по плану, придуманному Захаром Ивановичем: интернат, университет, спортивные секции и время от времени рискованные предприятия, которые они непременно совершали вдвоем. Никогда никаких соучастников – ни единого человека, кому Олег доверился бы хоть чуть-чуть.
Только то, что советовал Захар Иванович. Вся жизнь – по его советам. Когда Олег перешел в выпускной класс, опекун сказал: «Налегай на биологию. В наше время все решает биотин. У России монополия, а это продукт больше чем просто стратегического значения. Кто контролирует Сектор, кто сидит на биотиновом трафике, тот держит руку на пульсе человечества. А может руку и на горло сдвинуть. Постарайся держаться поближе к этой теме».
Олег поступил на биологический факультет. Учился старательно. Конечно, лекции пропускал, если случалась операция с наставником, но непременно наверстывал упущенное. И вовсе не потому, что был таким прилежным студентом – ему не хотелось подводить опекуна. Тот велел учиться старательно, Олег так и поступал. Всегда только так: слово Захара Ивановича становилось для него законом. А теперь опекун мертв, застрелен каким-то эфэсбэшником. В спину. Кулаки сжались сами собой.
И тут Олег наконец сумел сформулировать мысль: нужно отомстить. Это поможет хотя бы отчасти заполнить пустоту, в которую превратилась душа. Отомстить – и сразу станет легче.
А ноги тем временем сами несли его к вокзалу. В кармане лежал билет на московский поезд: последняя воля Захара Ивановича. Он ведь так и сказал: «Что бы ни случилось, ты должен уехать».
Перед мостом Олег остановился, подобрал два увесистых камня и сунул в карманы. Поднявшись на мост, он начал избавляться от улик. Весной Черемушка сделалась полноводной, течение стало достаточно сильным – оно унесет и похоронит навеки все лишнее. Парик и очки полетели в воду, за ними – плащ, тут-то и пригодились камни в карманах, утянули на дно. Олег полез в портфель и вытащил барсетку Дроздевича. Взял деньги и быстро перебрал оставшееся – визитки, два вырванных из блокнота листка с неразборчивыми каракулями… это не пригодится. Бумаги он, чиркнув зажигалкой, тут же сжег. Когда ветерок унес быстро умирающие искорки, Олег достал связку ключей Гочи, протер их гигиенической салфеткой, сунул в барсетку и зашвырнул подальше. С гулким бульканьем барсетка утонула. Оставалось последнее: «глок» Дроздевича. Это опасная улика, но другого оружия у Олега не имелось, и от пистолета он решил избавиться позже.
Он еще постоял с минуту, глядя на блики, пробегающие по волнам. Где-то позади едва слышно завывали сирены: полиция, «Скорая», возможно, еще какие-то службы…
Олег пошел к вокзалу. Времени до прибытия поезда было достаточно, он не спешил. В тени у забора негромко тявкнула собака, Олег замедлил шаг. Из темноты навстречу ему выступил человек. Олег узнал давешнего белобрысого парня из поезда.
– А, вот и встретились, – осклабился тот. – Ну что, потолкуем?
Сейчас белобрысый изображал ловчего. Куртка на нем была перетянута ремнями, на поясе болтался здоровенный широкий нож в новеньких ножнах, парень поигрывал шокером. В другой руке был поводок, перед ним трусило нечто лохматое и кривоногое – должно быть, этому чуду предназначалось исполнять роль охотничьего пса, натасканного на хамелеонов. Впрочем, зубы у псины были здоровенные, а челюсти мощные, это Олег отметил, когда дворняга оскалилась и издала утробное ворчание. «Их должно быть трое. Где остальные?» И тут же он почувствовал, что чужая рука взялась за ручку его портфеля. Над ухом прозвучал сиплый голос:
– Дай-ка дяде чемодан, он поможет.
Надо признать, парни двигались совершенно бесшумно – если бы не захотели сперва попугать противника, все могло бы закончиться куда хуже. Но Олег отлично изучил манеру этого хулиганья: будут долго грозить, показывать, какие они крутые. Жертве по их сценарию полагалось бы сейчас вцепиться в портфель, дергать его к себе, упрашивать, озираться в поисках подмоги… Разумеется, Олег этого делать не стал. Оставив ношу в руке самозваного ловчего, он шагнул вперед и врезал правым кулаком в лицо белобрысому – тот отшатнулся. Олег сделал еще шаг и добавил левым. Белобрысый опустился на колени, сжимая разбитое лицо, между пальцами просочилась струйка крови. Вот такого гопник никак не ожидал.
– Взять его, Герман! – прохрипел он, выпуская поводок.
Дворняга села и, склонив лохматую башку набок, с интересом уставилась на Олега. Животные его никогда не обижали – такая была у него особенность, неизменно умилявшая всю труппу.
Когда Олег обернулся к оставшимся позади парням, те только-только начали соображать, что игра в крутых ловчих не вышла и жертва ведет себя не по правилам. Для лучшего понимания Олег направил на них «глок» и приказал:
– Портфель сюда. Спасибо, что подержал. – Завладев портфелем, он сделал несколько шагов назад, не опуская ствол, потом рявкнул: – Исчезли! Быстро!
Парни попятились, растворяясь в тени, и Олег тоже поспешил покинуть это место.
Парой минут позже «крутые ловчие» заметили нового прохожего – это был шофер Дроздевича. Он наблюдал сцену издали и теперь решил немного отстать от преследуемого, раз тот вооружен. Шофер не слышал, что сказал Олег парням, но смысл произошедшего был понятен. Масовец видел «ловчих» и замедлил шаг еще на подходе. Направил пистолет туда, где укрылась троица, и коротко бросил:
– Ко мне!
Гопники, переглядываясь, выступили на свет. Эта ночка выдалась на редкость странной. Можно сказать, стечение неудачных обстоятельств. Прокатили, завывая сиренами, полицейские машины, потом еще и «скорая»… И вот теперь по их улице шныряют вооруженные типы с замашками киношных гангстеров.
Лохматый Герман, скаля клыки, облаял чужака, но белобрысый потянул за поводок и заставил пса подавиться рычанием. Вид у масовского водителя был решительный, а свежие ссадины на лице подсказывали, что этому человеку сейчас не до шуток и лучше его не злить.
– Здесь прошел пацан с портфелем, – сказал шофер, водя стволом перед растерянными лицами местных. – С вами постоял немного. Куда он двинулся?
– Туда, по улице, – указал парень, хватавший портфель.
– К «железке», наверное, – добавил белобрысый, – он на часы смотрел, а московский поезд через полчаса.
– Мы ж только спросить его хотели кое о чем, а он… – промямлил третий.
– Заткнись, – буркнул масовец, – и пошли прочь. Охотнички…
Ловчие (не шпана, а настоящие охотники) с недавних пор были под МАС, которое всем выдало лицензии и обязало сдавать добычу в Ловчий клуб, а это хулиганье следовало бы приструнить. Но сейчас водителю было не до них, он боялся упустить объект наблюдения. Дождавшись, чтобы парни отступили в тень (пес при этом упирался, скалил зубы и пытался рычать, натягивая поводок), масовец побрел к вокзалу.