Петренко заглянул к майору Дардину — начальнику разведки бригады. Главный разведчик встретил приветливо, тут же зазвал пить кофе. Покуда пили кофе, по просьбе хозяина кабинета Хантер поведал свою историю — с того момента как очнулся на санитарном борту и вплоть до сегодняшнего дня. Дардин слушал внимательно, иногда кое-что уточнял, а то и посмеивался, дивясь некоторым деталям рассказа.
— Знаешь, тезка, — задумчиво промолвил майор, едва старлей умолк, — а ведь я тебя «сватал» — думал, Михалкин отдаст тебя на разведроту. Но «оно» ж такое… — Разведчик поискал подходящее слово, да так и не нашел. — Говорит одно, думает другое, на бумаге пишет третье, на деле выходит четвертое. Я такого перестраховщика в жизни не видел! Ты, верно, знаешь, как у нас на Урале таких хитрецов называют: сам себя наеб…т! — Майор засмеялся. — Так что уж прости, тезка, не сложилось… А вот по твоей новой роте, Александр Николаевич, есть у меня крайне негативная информация. Я тебе ее подарю, но строго секретно, так как надеюсь, что на месте ты сам разберешься, что тут правда, а что «деза» из тех, что без конца подкидывают нам всякие «рафики» и «досты». «Хадовцы» [46] сообщают, хотя подтверждений из других источников пока нет, что капитан Темиргалиев, казанский татарин по происхождению, побратался с «духами», устроив в своей зоне ответственности что-то вроде несанкционированного перемирия. Дело в том, что здесь, в районе реки Завуль, — Дардин отдернул шторки, за которыми пряталась рабочая карта, — проходит старинная караванная тропа, по которой местные жители водят караваны со всякой всячиной, в том числе с оружием, боеприпасами и дурью. Чтобы помешать этому, в свое время тут выставили десантно-штурмовую роту, разделив на две сторожевые заставы. Однако капитан Темиргалиев — повторяю, по неподтвержденной пока информации, — якобы договорился с местными полевыми командирами на следующих условиях: он перекрывает караванный путь шесть суток в неделю, но в ночь со среды на четверг пропускает караваны без всякого «шурави-кантрол». А в действительности уже три месяца там никто не перекрывает ничего — караваны передвигаются совершенно свободно. Такие дела!
Начальник разведки жестко усмехнулся.
— С одной стороны, вроде и неплохо — прекратились обстрелы «точки» и минирование дорог вблизи нее, десантники практически без оружия шляются по окрестным кишлакам. И в то же время резко возросла боевая активность душманов в соседних районах, вот здесь, — Дардин повернулся к карте и показал, — а там гибнут такие же наши парни… Так что на тебя вся надежда — попробуй понять, что там к чему. Не думаю, что тебе удастся вернуть этого упертого татарина на путь истинный. Он уже далеко зашел — пьет без просыпу, морды бьет подчиненным, пленных пытает, словом, ведет себя, как натуральный бай!..
Из штаба Хантер выбрался с «беременной» от разновекторной информации головой. Полученную инфу предстояло переварить и рассортировать по полочкам.
А пока он направился в свою уже бывшую четвертую роту, где томились в ожидании друзья-товарищи. В одной из комнатушек офицерского модуля был накрыт стол, но присутствовали не все: трех офицеров ротный отправил «пасти» личный состав — зама по воздушно-десантной подготовке, нового замполита и нового старшего техника роты. Ну а «бойцы ранних призывов» с нетерпением ожидали возвращения Хантера.
— Товарищи офицеры! — в шутку скомандовал капитан Лесовой, как только Хантер вошел.
— Вольно, товарищи офицеры, отдыхайте! — подыграл гость. — Расслабьтесь, чувствуйте себя как дома! — Он снова обнимал товарищей, его хлопали по плечам, награждали дружескими тумаками. — Не могу передать, мужики, как я рад вас видеть живыми и здоровыми!
Застольем ведал старшина — на нем громоздились нехитрые «самопальные» и военторговские яства. Не желая выглядеть халявщиком, Хантер вытащил из чемодана НЗ — «крайнюю» банку с дедовским самогоном, бутылку «Арарата» и три бутылки пива, чем чрезвычайно удивил собравшихся, у которых от одного вида редкостных напитков округлились глаза.
— Я, наверное, соком ограничусь, — ротный потянулся к банке «манго». — Печень шалит…
— Ограничься, Володя, ограничься, — невинно поддержал Хантер, подмигивая товарищам.
Лесовой, пробив штык-ножом в жести пару отверстий, ничего не учуял — аромат трав, на которых был настоян напиток, больше напоминал запах вечернего луга, чем тугой выхлоп самогона. Он наплескал с полстакана темно-коричневой жидкости и махнул одним духом. Эффект получился впечатляющим — капитан долго перхал, вытирая слезы, катившиеся по его загорелому лицу.
— Хантер, твою дивизию… — наконец прохрипел он, — что это было? Предупреждать же надо! У меня ж печень! — ворчал капитан.
— Ты ж не нюхаешь, Лесник, что пьешь, — смеясь, проговорил Хантер, — веришь тому, что на банке написано! А ведь сам меня учил: «На сарае одно написано, а там на самом деле — дрова!»
— Ну, Хантер! — отдышался командир. — Наказать я тебя не могу, ты мне больше не подчиненный, а вот уголовную ответственность в случае моей трагической и безвременной кончины будешь нести по полной программе!
Отсмеявшись, уселись за стол. Тосты озвучивались самые простые и задушевные, и все они касались главного: войны и мира, жизни и смерти, мужчин и женщин, отцов и детей… Между делом Хантер уже заученными фразами пересказал свою госпитально-отпускную одиссею, прерываясь на тосты.
— Ну что ж, хлопцы, — тряхнул он головой после очередного возлияния, — спасибо, что не забыли! А ты як ся маешь, гепатитчик? — вскинул глаза на Лесового, которому, судя по всему, пришелся по вкусу «сок манго». — Как самочувствие?
— Понимаешь, Хантер, — отвечал заметно порозовевший ротный, — в первый раз после госпиталя разговелся; сперва думал — дуба врежу, но ничего подобного — такой, понимаешь, подъем! Дед твой — точно кудесник, так что передай старику при случае нашу признательность… А пока послушай, что тут в роте творилось без тебя.
Улыбку словно ветром сдуло с лица Лесового, капитан нахмурился.
…Поредевшая четвертая парашютно-десантная рота по возвращении в ППД [47] вместо орденов и медалей получила сплошные проверки и строевые смотры — Михалкин приказал Почтальону Печкину навести в ней «революционный порядок». И все бы ничего, но когда начались награждения по итогам армейской операции, среди личного состава роты едва не вспыхнул бунт. Помимо заслуженных наград в батальоне и бригаде, сверху хлынул поток совершенно необъяснимых награждений. Орденом Красного Знамени был награжден Циркач, он же подполковник Леонидов. В наградном листе ярко и «правдиво» расписывалось, как умело и самоотверженно Циркач руководил армейским отрядом обеспечения движения и, благодаря его мужеству и героизму, отряд смог справиться с возложенными на него боевыми задачами. Комический персонаж по прозвищу Кролик, он же старший лейтенант Прогнимак из армейского рембата, получил Красную Звезду за мужество и отвагу, проявленные при спасении раненых военнослужащих и прочее в том же роде… Зато представления на капитана Лесового, старшего лейтенанта Денисенко и старшего прапорщика Оселедца были возвращены Монстром без всяких пояснений. А наградной лист на старшего лейтенанта Петренко украсила резолюция буквально следующего содержания: «Вы что там, с ума посходили?!» Подпись удостоверяла, что резолюцию наложил не кто иной, как сам начальник политотдела.