– Никуда вы не поплывёте! – сразу же предупредила их Вторая Половинка Красного Кирпича. – Вы навсегда останетесь тут, пока не погибнете – причём раньше всех погибнет ваш Бумажный Кораблик. Смотрите, он и сейчас уже весь размок.

А дела Бумажного Кораблика и правда были плачевны. Второй день моросило – трубы его покосились, корпус клонился к воде. Он постоянно черпал носом из лужи – и от этого у Бумажного Кораблика начался насморк и кашель. Впрочем, на третий день дождь перестал – и пустырь посетило последнее солнце осени.

– Бумажный Кораблик! – воскликнул Спичечный-Коробок-с-Единственной-Спичкой. – Кажется, настало время. Я уже так давно хочу увидеть дальние страны!

– И я! – подхватила Деревяшечка-без-Роду-и-Племени. – Эти дальние страны стали даже сниться мне по ночам…

– А мне бы только поглядеть на пальмы! – нетерпеливо бормотал Зелёный Листок Неизвестного Растения. – Я, кажется, нахожусь с ними в отдалённом родстве.

Пластмассовый-Шарик-от-Детской-Игрушки ничего не сказал: он только вздохнул, но как тяжело!

– Осталось недолго, – бодро откликнулся Бумажный Кораблик. – Вот только подует тёплый ветер…

– Даже если он и подует, – вмешалась Вторая Половинка Красного Кирпича, – вам с места не стронуться! Взгляните лучше на этот прекрасный прямоугольный дом. Кстати, тот дом, для которого сохранили меня, будет ещё прекраснее…

– …и ещё прямоугольнее! – грустно прошелестел Бумажный Кораблик.

Тёплый ветер подул, но совсем слабо. А солнце светило несколько дней и полностью высушило лужу. На вязком дне лежали теперь уже молчаливые её обитатели – только иногда, при очередном лёгком колебании воздуха, доносился из лужи еле различимый шелест:

– …Мы поплывём, словно целый парусный флот, – и дети будут махать нам с берега!

Но колебания воздуха случались так редко…

А ещё через несколько дней лужа опять наполнилась водой. То, что лежало на дне, всплыло на поверхность, но – увы… Спичечный-Коробок-с-Единственной-Спичкой едва держался на плаву, Зелёный Листок Неизвестного Растения наполовину погрузился под воду, дела Деревяшечки-без-Роду-и-Племени и Пластмассового-Шарика-от-Детской-Игрушки тоже были неважнецкие, а уж что касается Бумажного Кораблика… Он превратился просто в комок мокрой бумаги – ни тебе труб, ни вздёрнутого носа.

– Ну и флот! – кряхтела Вторая Половинка Красного Кирпича. – Шли бы вы уж лучше ко дну: мне стыдно за вас перед моей родственницей, которая, как известно, одна держит на себе всю западную стену. А это непросто! Но мы, кирпичи, крепкая порода: что бы ни случилось в мире, мы всегда остаёмся такими же, как были…

– …прекрасными и прямоугольными! – прохлюпал комок мокрой бумаги почти из-под воды.

– Никогда, никогда не увижу я дальние страны! – воскликнул вдруг Спичечный-Коробок-с-Единственной-Спичкой. – Я тону…

– И я тону, – почти захлёбываясь, прошептал Зелёный Листок Неизвестного Растения. – Прощайте, пальмы!

– Мне больше не снятся сны, – посетовала откуда-то снизу Деревяшечка-без-Роду-и-Племени, а Пластмассовый-Шарик-от-Детской-Игрушки ничего не сказал: в нём оказалась маленькая дырочка – и он чуть ли не доверху был заполнен водой.

Дожди всё шли и шли, и скоро на поверхности лужи ничего уже не плавало. А потом началось настоящее наводнение – даже Вторую Половинку Красного Кирпича с головой накрыла вода. Могучая река с сильным течением омыла пустырь – и Вторая Половинка Красного Кирпича, не веря глазам своим, увидела, как поток подхватил и понёс, понёс мимо неё лёгкие силуэты бывших обитателей лужи, причём возглавляла процессию пригоршня мокрой бумажной массы. Течение влекло их вперёд – может быть, именно туда, где пальмы, тигры и павлины…

Вторая Половинка Красного Кирпича закрыла глаза и сказала себе:

– Какие только странные сны не приходится видеть под водой!

Жилетка, в которую плакались

Не знаю, как вам, а мне понятно, почему именно данную Жилетку чаще всего выбирали, чтобы в неё плакаться: загляденье она была, а не жилетка! И потом… если ты однажды в эту Жилетку поплакался, тебя уже калачом не заманишь в другие плакаться. Нету её под рукой – ты лучше предпочтёшь вообще не плакаться, чем куда попало плакаться.

Между прочим, понимание таких вещей не сразу, а со временем приходит: сначала нам всё равно, куда плакаться – просто лишь бы плакаться, но в конце концов – очень даже не всё равно куда… Я когда маленький был – вообще без жилетки обходился: плакался маме в подол, но теперь мне в подол стыдно – и я плачусь в жилетку, как все взрослые. Только я не в ту Жилетку плачусь, про которую рассказываю, а в совсем другую, про которую сейчас рассказывать не хочу.

Что касается Жилетки, про которую я рассказываю, то она была, как уже говорилось, загляденье.

Во-первых, Жилетка была полосатая, а для жилетки это – главное. Если жилетка не полосатая, плакаться в неё бесполезно: не поможет. К счастью, наша с вами Жилетка была именно что полосатая – и более того: очень полосатая… на ней практически не было ничего, кроме полосок – как на зебре. Убери с зебры полоски – что останется? Ничего не останется. Так и с этой Жилеткой: пока есть полоски – есть жилетка. А нет полосок…

Но полоски, стало быть, имелись, причём одна белая – одна зелёная, одна белая – одна зелёная, одна белая – одна зелёная… я бы ещё долго мог перечислять, но всех полосок никогда бы не перечислил, так много их было. Что касается пуговиц, то пуговицы я бы мог перечислить: их хоть и много имелось, но понятно сколько – двенадцать. И были они золотые! При этом от одной из них шла цепочка – тоже золотая… а если вы спросите меня, куда она шла, так я и это знаю: она шла в кармашек – ив кармашке заканчивалась карманными часами: круглыми такими и с крышечкой. Откроешь, например, крышечку в восемь часов двадцать пять минут, а там – восемь часов двадцать пять минут… ну, не красота ли?

В жилетку такую плакаться – это, понятное дело, сущее удовольствие. Плачься и плачься себе, а сам… полоски рассматривай, пуговицы пересчитывай, по цепочке взглядом скользи – приятные занятия!

Оттого что в данную Жилетку так приятно и, я бы сказал, так интересно было плакаться, многие именно её и предпочитали: удивляться ли тому, что как ни потрогаешь Жилетку – мокрым-мокра… хоть над раковиной выжимай! Некоторые, кстати, даже специально совсем рано плакаться приходили – например, в полшестого утра, чтобы Жилетку сухой застать… Да только – увы: в полшестого утра Жилетка оказывалась такой же мокрой, как и в любое другое время!

– А что вы хотите, – говорил Хозяин Жилетки, – если в неё сегодня всю ночь Одна Девушка плакалась не переставая?

И так – каждое утро…

– Она у Вас хоть когда-нибудь сухая бывает? – то и дело недовольно спрашивали Хозяина Жилетки многие.