Нужная мне квартира находиться на третьем этаже, но так как никогда наперед не знаешь, во скольких местах еще придется побывать, то я решаю поберечь силы и прокатиться на лифте.
Вхожу в кабинку и сразу понимаю, что ошибся. Лучше бы я все же поднимался пешком. Я знаю, что нигде в других странах не встретишь таких загаженных лифтов как у нас, но этот был особенно мерзок. Думаю, что даже самый распоследний бомж и тот не согласился бы здесь провести ночь. Кнопки, все как одна, оплавлены пламенем зажигалок, цифр, обозначающих этажи, на них нет, стены исписаны, поцарапаны, обгрызены, облуплены и ободраны. Атмосфера на девять и девять десятых процента состоит из испарений мочи и блевотины. Еще не успев доехать даже до второго этажа, я ощущаю, как голова у меня начинает кружиться. Мы, славяне, во всех своих бедах любим винить кого угодно, только не себя. У нас всегда виноваты коммунисты, капиталисты, демократы, либералы, американцы или евреи (виновники меняются в зависимости от взглядов и мировоззрения). Мне лично всегда было наплевать на политику, но мне почему-то кажется, что ни Иосиф Кобзон, ни натовские солдаты в этом лифте не гадили.
Наконец, раздвижные двери открываются, и я вываливаюсь на площадку. Нахожу дверь. Звоню и тут же с облегчением слышу звуки приближающихся шагов. Ну, слава богу! Не напрасно я сюда притащился.
Дверь открывает женщина: блондинка прибалтийского типа, очень даже ничего, только немного массивная, тридцати с небольшим лет. Я спрашиваю, могу ли я видеть Ольгу Викторовну Коцик. Она кивает и впускает меня в коридор, что довольно легкомысленно с ее стороны, ведь она не знает, кто я такой. С таким успехом можно впустить кого угодно, в том числе и грабителя. Еще не успев переступить через порог, до меня доходит причина подобного «легкомыслия»: рядом с женщиной стоит в позе римской волчицы черный волкодав. Шерсть у него гладкая и блестит как тщательно отполированная мебель. В точности не могу сказать, так как в собаках я разбираюсь ни чуть не лучше чем в аквариумных рыбках, но, по-моему, это ротфейлер. Он не очень большой, но чрезвычайно мускулистый. Его вид мне напомнил покойного Егорова.
— Не бойтесь, она не кусается.
Я ей верю. Конечно эта скотина не кусается. Она даже и не лает попусту. Она просто молча одним прыжком кидается на вас и начинает разрывать на клочки. Сейчас собака просто стоит и ждет, какая команда поступит от хозяйки, но я готов поспорить на что угодно, что она уже мысленно для себя решила, куда она лучше мне вцепиться — в горло или в другое место.
— Что вы желаете? — спрашивает меня хозяйка этой гостеприимной квартирки.
Я не могу сразу составить весь список моих к ней желаний, так как большая часть моего внимания была сосредоточена на четвероногом монстре. Ольга Коцик еще раз спрашивает, чем может мне помочь, а я в свою очередь представляюсь и спрашиваю:
— Вы знаете, что ваш муж, Коцик Юрий Иванович, был сбит машиной?
— Да, мне звонили из милиции.
Ее лицо не выражает ровным счетом никаких эмоций по поводу судьбы ее благоверного.
— Вы не были в больнице?
— Нет. А зачем?
Действительно, зачем…
— Он может не дожить до сегодняшнего вечера. Вам что, его не жалко? — говорю я только затем, чтобы проверить ее реакцию.
Реакция получается как раз такая, как я и предполагал.
— Ерунда. Выкарабкается. Такие, как он, до ста лет доживают, и все эти сто лет портят настроение и жизнь окружающим. Что же до меня, то времена, когда я бегала за ним как ручная собачка, давным-давно прошли. Его проблемы — это его проблемы. Все что с ним происходит, меня не касается.
— Может и не касается, но у меня есть все основания предполагать, что под машину он попал совсем не случайно. Поэтому возникает совершенно понятный вопрос, кому он мог больше всего испортить жизнь?
— Больше всего он испортил жизнь мне, но я не сбивала его.
На месте Ольги Викторовны я бы не шибко жаловался на поломанную жизнь. Коцик содержит ее. Она живет на всем готовом. А может она до сих пор любит его и в ней говорит еще не совсем погасшая ревность? Но тогда становиться не понятным это равнодушие, с каким она отнеслась ко всему происшедшему.
— А вы не могли бы мне рассказать более подробно, что за человек Юрий Иванович?
— А почему это вас так интересует, вы ведь не из милиции?
— Во время происшествия с вашим мужем находился наш коллега. Он погиб. Для нас дело чести найти преступника. Да и вы должны быть в этом заинтересованы.
— Вы смеетесь! Это человек в течении стольких лет только и делал, что издевался надо мной, а теперь, когда с ним произошло несчастье, я что должна бросить все и искать его недоброжелателей?!
— Вам не надо ничего бросать. Для этого есть я. Просто мне необходимо иметь полное представление об образе жизни Юрия Ивановича, о круге его знакомых, коллег. Может вы что-нибудь странное замечали еще во время вашей совместной жизни?
— Мне очень неприятны воспоминания о нашей с ним совместной жизни, поэтому рассказывать вам я ничего не буду. Вам лучше уйти.
Похоже, что на этот раз мне действительно придется так поступить. В другое время может у меня получилось бы влепить ей всю порцию моего шарма и сделать более разговорчивой. Присутствие этой четвероногой скотины совершено выбивает меня из колеи.
— Хорошо. Я ухожу, но учтите, что у вас действительно есть причина желать, чтобы преступник был побыстрее пойман.
— Вы намекаете на мое чувство гражданского долга?
— Не намекаю, тем более за последние годы это чувство у многих наших соотечественников заметно атрофировалось. Просто если он умрет, а вероятность этого действительно очень велика, то все имущество достанется вам как юридической супруге. Квартира, дом за городом, сбережения, машина. Он ведь человек не бедный?
— Какая между этим всем связь?
— Связь такая, — я пытаюсь втолковать ей, — что в наследство, вместе со всем выше перечисленным, вы получите также и его долги. Мы подозреваем, что он был должен большую сумму, которую отдать не мог или не хотел, поэтому с ним и произошло несчастье. Его кредиторы люди не такого сорта, чтобы прощать своим должникам. Скорее всего, стрелки переведут на вас, а если его еще и поставили на счетчик, то смотрите, как бы его пассивы не перевесили активы.
— Вы ищете не в том направлении. Мой муж никогда не брал денег в долг, и это была не просто привычка. Это — его железный принцип. Мы поженились, когда еще были студентами. Через год родился сын. Втроем жили на стипендию. Часто сидели без копейки, но даже тогда он никогда сам не одалживал денег и мне запрещал. Он подрабатывал ночным сторожем, давал уроки. Говорил, что сильные люди не вправе рассчитывать на чью-либо помощь и должны полагаться только на самих себя. Так что ваша информация не точна. А теперь — до свидания.
— Как знать, как знать. Получение всевозможных кредитов является неотъемлемой частью современного бизнеса и при этом совсем не важно, какие принципы вы исповедуете. Это раз. Во-вторых, чтобы наделать долгов, вовсе не обязательно брать деньги. Можно, например, своими действиями нанести ущерб другим лицам, которое может быть приравнено к определенному денежному эквиваленту. В конце концов, деньги можно просто украсть у другого лица или, как сейчас принято говорить, кинуть его. Как видите, возможностей навалом.