Book.

В конце концов автор понимает, что достичь равноправия малореально. После нескольких неудачных связей она находит мужчину, которого готова принять со всеми его противоречивыми качествами. Салливен «открывает мир, находящийся за пределами жесткой реальности сексизма и розово-романтических фантазий».

Собственно говоря, этот мир, это измерение между крайностями воинствующего феминизма и романтикой и является центром пересечения координат, где и пребывает большинство француженок. Этот мир по-французски называется le juste milieu [45] . Перевести это понятие сложно, и в качестве возможного вариант я предлагаю «срединный путь [46] ». Извините, но лучше ничего не придумала.

Le juste milieu француженок – это сочетание горячей латинской души с холодным картезианским рассудком. Это территория, посередине между крайностями агрессивного феминизма и представлениями романтической кукольной барышни, посередине между принцессой и порнозвездой. Благодаря le juste milieu женщины не сжигают лифчики и не закладывают в них носок, чтобы грудь казалась больше и объемней. Здесь можно быть феминисткой и по-женски чувственной. Быть традиционалистом и любить секс. Здесь допустимы семейные ценности и можно быть безнравственным и развратным. Можно подчиняться и стремиться подчинять. Можно быть послушной и быть непокорной. Le juste milieu избегает экстремальной поляризации взглядов и моральных устоев, жесткого разделения на хороший – плохой, правильный – неправильный. Мы подробнее поговорим об этом чуть позже, но это мир, где романтические возможности не обязаны быть эмоционально безопасными. Страсти позволительно перевесить разум, а получаемый опыт может быть важнее твердо принятого решения о том, что надо или не надо делать.

Романтические связи, флирт и измены не обязательно опасны и могут выражаться в форме незапланированных и приятных провокаций на основе различия полов.

Французское общество далеко не идеально, но, по словам Моны Озоуф: ему «свойственно фундаментальное стремление к равенству между людьми, а также уважение к различиям между ними. Различия между людьми никого не удивляют, и использовать эти различия надо для достижения собственного счастья. Люди спокойно могут соблазнять друг друга и пользоваться открытостью и отсутствием обязательств в любовных отношениях, использовать бесконечные возможности страсти для своей пользы».

Так что когда француженки говорят «Vive la différence!» [47] , они имеют в виду именно это.

Если француженка хочет переспать с мужчиной после первого свидания (если он ей нравится и она чувствует к нему влечение), то она это сделает. Почему бы и нет?

Ведь все на самом деле просто. Это мы думаем, что все очень сложно и запутанно. У француженок нет в этом смысле ни комплексов, ни чувства вины.

«Амазонки и ангелы»

О нашем пуританском прошлом написано уже так много, что предмет дискуссии стал фригидным и оказался заживо погребенным под весом своей собственной значимости. Однако, как писал Уильям Фолкнер: «Прошлое не мертво. На самом деле оно даже и не прошлое». Так что мы по-прежнему продолжаем танцевать старые танцы.

Алэн Гиами́ так выразилась во время нашего разговора по телефону: «В вашем обществе мужчины и женщины социально разделены. Это очень важное различие между нашей культурой и вашей англосаксонской. В вашей культуре слишком много гомосоциальности». Да простит ее бог за ужасно антропологическое определение, однако в смысле «гомосоциальности» она, видимо, права. Для французов прошлое всегда очень сексуально и всегда живо, поэтому давайте вспомним, что происходило там несколько веков назад. В XVII веке во Франции было если не равноправие, то очевидное сотрудничество и взаимодействие между представителями двух полов. Литературные салоны в те времена держали именно женщины. Складывалось замечательное сочетание красоты и ума, появлялись «литературные» пары, одной из которых были Вольтер и мадам де Шателе́. Царила политизированная и сексуально заряженная атмосфера, предоставлявшая огромные возможности для создания liaisons dangeureuses (фр. опасных связей), и французам такое положение вещей очень нравилось.

* * *

Несмотря на период Великой французской революции (не лучшее время для любви и секса), во Франции сложилась культурная среда, совершенно отличная от англосаксонской традиции Англии и США (если не считать несколько примеров активного сотрудничества англосаксонских женщин с мужчинами вне спален). Во Франции француженки активно участвовали в интеллектуальной дискуссии. Так что культурные различия между пуританами и сторонниками свободы, а также причины появления вечеров в барах и дискотеках исключительно для женщин были заложены еще давным-давно – во времена чепчиков и камзолов.

Томас Джефферсон, сравнивая раскрепощенных парижанок и скромных кукольных американских девиц, сказал: между ними «разница, как между амазонками и ангелами».

И Джефферсон громко жаловался на то, что француженки используют свои женские прелести для влияния на мужчин, стоящих на самой вершине государственной иерархии. «Нежные женские бюсты не предназначены для участия в управлении делами государства, – писал он. – Француженки переоценивают свои силы и не думают о собственном счастье, когда они покидают сферу своего традиционного влияния и начинают внедряться в политику». Француженки без энтузиазма отнеслись к этой оценке американского политика. Мадам де Сталь [48] действительно позволяла себе чуть больше, чем мог одобрить Джефферсон. Однако сама де Сталь была на 23 года младше американского политика и считала группы людей, сегрегированные по англосаксонским принципам и состоящие из представителей одного пола, «некомфортными и холодными». По словам историка Моны Озоуф, мадам де Сталь придерживалась мнения о том, что «в таких обществах теряется стереофоническое богатство взаимоотношений между двумя полами».

Через некоторое время после того, как де Сталь произнесла эти слова, американки по многим параметрам перегнали своих французских сестер в вопросе равноправия полов. Однако благодаря тому, что французы склонны отделять личное от общественного, вопрос равноправия полов в этой стране стал развиваться путем, отличным от англосаксонского. Известный французский автор и критик Мишель Сарде́ писал, что во Франции «феминизм оказал минимальное влияние на отношение между мужчинами и женщинами и стремление к равноправию здесь равно по своей силе желанию сохранить различия между полами». О равноправии полов во Франции говорят исключительно с точки зрения работы и профессиональной деятельности, при этом люди хотят сохранить различия «в частной жизни: в вопросе сексуальности, чувств и каждодневной жизни. В Штатах личное является политическим. Сексуальная жизнь президента США интересует всех граждан его страны, а женщины требуют равноправия и на рабочих местах и в кровати. Воинствующий феминизм во Франции оказал влияние на отношения полов в гораздо меньшей степени, чем в США».