– Скоро увидишь. Пойдем под утро, когда Бутово угомонится.
Расположились под полуразрушенной эстакадой Варшавского шоссе. Костер разжигать не стали – места действительно оказались беспокойные, что-то двигалось, шуршало, выло и ревело во мраке. Вдалеке отчетливо протрещала автоматная очередь. Под нее-то, как под колыбельную, и уснул Зигфрид. Глядя на безмятежно дремлющего воина, один за другим отрубились Книжник и Слава.
Книжнику снился далекий город на берегу моря. Только в этом городе не было южной безмятежности и лени – он был затянут пороховым дымом. Вручную сооруженные укрепления из песка и камней, мешки и корзины с боеприпасами, оборванные грязные солдаты, с озверением отбивающие атаку за атакой, древние пушки, заряжаемые с дульной стороны. С одной стороны – гладь моря, с ползущими по ней парусниками и извергающими черный дым парусно-паровыми уродцами. С другой стороны – город, зажатый горами и холмистой степью, в долине – редуты, заслон против мощного иноземного врага. Круглые чугунные ядра, в клубах едкого дыма вырывались из пушечных жерл и устремлялись на безумно несущуюся в атаку конницу. Сверкающее оружие и амуниция всадников, ладные кони и роскошные знамена завораживали красотой и контрастирующей с ней бессмысленной обреченностью. Хотелось кричать: «Что же вы делаете?! С саблями и палашами – на пушки?!». Но ядра бешено неслись навстречу, отскакивая от земли, и, врываясь в строй, сметали лошадей, выбивали людей из седел, орошая кровью сухую степь. Конный строй приближался к линии обороны, становясь все реже, пока не растаял вовсе. И защитники укреплений потрясенно глядели на результаты своей меткой стрельбы и не испытывали ни злорадства, ни радости от этой страшной победы. Потому что защитники – они НАШИ, они не желают, не любят напрасно пролитой крови. Все, что им нужно – отстоять свой город, свою землю, свою честь. Это была первая оборона легендарного города, та, что посеяла в эту землю зерна доблести и чести.
Слава видел во сне другую войну. Ту, которая регулярно являлась ему по ночам, ту, в которой не было места флагам и трубам, барабанной дроби и нелепым сантиментам, вроде дворянской чести. Начиналась она неизменно – с ослепительной вспышки ядерного взрыва на горизонте. Едва успокаивалось вскипевшее бурное море, в атаку шли вражеские корабли. Но не всегда он наблюдал страшное морское сражение. Всякий раз, по какой-то прихоти мозга, он наблюдал за боями с разных точек. На этот раз он оказался рядом с бойцами, отбивавшими атаку высадившегося десанта. В синем мерцании силовых полей на него надвигался гигантский «Аконкагуа 5А», медленно вращающий головной башней с мощной электромагнитной пушкой. Гигантскую машину прикрывала четверка «рапторов», с ходу ворвавшихся в строй обороняющихся.
Ухнуло танковое орудие. Снаряд рванул в полуметре от брони гиганта, вызвав лишь волнение силового поля. Взревев дизелем, с проворотами гусениц, танк рванул задним ходом, стремясь отойти на запасную позицию. Но не успел: сбоку, из дымовой завесы показалась чудовищная морда «раптора», напоминавшего хищного динозавра. Вскочив на броню, био вцепился в ствол танковой пушки передними манипуляторами и мощной гидравлической пастью. Рывок – и в сторону полетела оторванная башня. Экипаж быстро покинул обезглавленную машину, а еще через секунду ее вдавило в землю весом наступающего робота-гиганта. С ревом устремились вперед «рапторы» прикрытия. Животный рев – не побочный эффект, это специально подобранный звук устрашения, еще один винтик в механизме психологической войны. Гигантский ударный биоробот надвигался на город. С воющим, режущим слух звуком разрядилась электромагнитная пушка – в глубине города содрогнулось и осело в дыму еще одно здание. С той стороны отчаянно забили артиллерийские орудия. Немногие попавшие снаряды беспомощно разрывались в силовом поле био. Откуда-то с неба с ревом обрушился огненный смерч – наступающих пытались поразить ракетой типа «Точка-У». Можно было решить, что робот-гигант, наконец, уничтожен: на несколько секунд он просто исчез в оранжево-черных клубах взрыва. Но вот он, снова показался – весь в искрящихся всполохах силового поля. Новый выстрел – и еще один обездвиженный, искореженный танк защитников города. Казалось, самое время опустить руки.
Но откуда-то с тыла показались трое бойцов. Ничтожная группка на фоне чудовищных масс движущегося и стреляющего металла. Двое тащили тяжелый металлический ящик, третий нес за спиной пару толстых труб защитного цвета. Установив ящик на земле, бойцы откинули крышку, под которой оказалось странное массивное устройство, немедленно выбросившее вверх веер металлических штырей, напоминавших ростки железного бамбука. Быстро отбежали в сторону и спрятались за камнями, после чего старший вдавил кнопку на переносном пульте. На первый взгляд ничего не произошло, только дернулось и исчезло силовое поле на броне «Аконкагуа». После чего поднялся тот, третий, что держал теперь одну из труб на плече. Хлопок, сноп пламени – и ракета, вырвавшись из трубы, унеслась в сторону цели. Не дожидаясь результата, боец отбросил пустую трубу, поднял вторую и, быстро прицелившись, послал в «Аконкагуа» вторую ракету. Бахнуло подряд два взрыва. Робот качнулся, на его поверхности появилось было и уже окончательно пропало силовое поле. Реактивная противотанковая граната типа «Муха» слишком слаба против такого гиганта, но следом с удвоенной активностью забили танковые пушки. И лишенный силовой защиты гигант «поплыл». Когда удачным выстрелом ему оторвало башню, все было кончено. Танкисты и пехотинцы с легкой ручной «артиллерией» добивали «рапторов». А трое неизвестных бойцов уже растворились в дыму сражения.
И где-то на грани сна и яви в мозгу Славы мелькнула простая и ясная мысль: даже трое могут многое. Все, что угодно.
С этой мыслью он улыбнулся и перевернулся на другой бок.
Зигфриду ничего не снилось. Ему никогда ничего не снилось. Да и сна, как такового, не было. Собственно, он «выспался» за те минуты, пока засыпали спутники. Так что смена караула не понадобится. Нужно просто сидеть и ждать рассвета.
Так он и сидел – прислонившись спиной к бетонной плите, с мечом на коленях, неподвижно глядя в темноту.
Едва забрезжил рассвет, Книжник ощутил, как его тыкают в бок чем-то твердым. Еще не открыв глаза, догадался: автоматный приклад. Вот так бы и дальше – вставать и идти, все еще не открывая глаз. Он так и не выспался с этими беспокойными снами – в ушах до сих пор звучали конский топот, свист ядер и вопли солдат с оторванными конечностями.
– Хорош, хватит в меня тыкать, как в дохлую крысу, – сипло проворчал Книжник и открыл глаза.
Зигфрид и Слава уже ждали его, собранные и готовые продолжить путь. Книжник торопливо поднялся, похлопал себя по карманам, соображая, не выпало ли чего. Нацепил неудобный вещмешок, подхватил арбалет и с готовностью поглядел на спутников.
– Идем тихо, но быстро, – вполголоса сказал Зигфрид. – Не потревожим гадюшник – он не завоняет.
Пошли не напрямую по Варшавскому шоссе, а чуть в сторонке, грязными дворами, до вторых этажей заваленными мусором и поросшими отвратительно выглядевшей мутировавшей порослью.