Почувствовав, что у нее снова заходит ум за разум и наступает паника, Алина еще немного покричала. Правда, делала она это без энтузиазма и особой надежды на успех. Просто в тишине было еще страшнее.
И вдруг девочке показалось, что в светящемся прямоугольнике что-то изменилось. На нем явственно стало проступать изображение. Оно вырисовывалось постепенно, словно фотобумага в проявителе, и вскоре можно было понять, что это человеческое лицо. «Ну конечно! Зеркало отражает меня!» – чуть не воскликнула вслух Алина, словно пытаясь убедить кого-то в этой догадке. Однако в памяти откуда-то тут же всплыли, казалось бы прочно забытые, объяснения школьного физика, из которых следовало, что в темноте такое никак не возможно. Впрочем, с Алиной в последнее время случилось столько всего невозможного, что она стала относиться к этому вполне философски, как кэрролловская Алиса.
Изображение между тем проявлялось все отчетливей. Алине хотелось отвернуться или крепко зажмуриться, но она продолжала смотреть на него как завороженная. Такое случается, когда люди жадно всматриваются во что-нибудь страшное или отталкивающее, не в силах противостоять любопытству. Еще немного – и стало возможным разглядеть отдельные черты. Странное дело: в них Алина одновременно и узнавала, и не узнавала себя. Вроде бы все по отдельности было ее, такое привычное по утреннему туалету, но лицо в целом казалось совершенно чужим, хотя и знакомым. Когда же изображение проявилось еще яснее, то стало заметно, что оно как рябью покрыто мелкими крестиками.
* * *
У самой лестницы Пашка прислушался. Крики и стук, которые он еще недавно слышал почти отчетливо, вроде бы прекратились. Уж не померещилось ли ему, в самом деле? С улицы снова послышался какой-то шум. Стоило бы, конечно, узнать, что теперь собираются предпринять осаждающие. Но тратить драгоценные время и силы на возвращение было никак нельзя. Мальчик даже удивлялся, что за ним до сих пор нет погони. Ведь среди нападавших были люди, несмотря на почтенный возраст, достаточно крепкие, для которых окно не стало бы препятствием. Боятся они, что ли, сюда заходить? Впрочем, их сегодняшние действия потрясали настолько, что эта мелкая странность тонула в потоке общего безумия.
Пашка все еще собирался с силами, когда сверху послышался очередной сдавленный крик. В этом полузадушенном вопле трудно было распознать Алинин голос, но мальчик ни секунды не сомневался, что кричит она. Не медля он стал карабкаться по ступенькам.
Взобравшись наконец на чердак, Пашка огляделся по сторонам. Его глаза постепенно привыкали к полумраку. Однако света все же было достаточно, чтобы увидеть, что здесь никого нет.
– Эй, Алина! – негромко позвал мальчик и тут же зашелся в кашле. Едва приступ прошел, как он услышал громкий, хотя и сдавленный голос, то ли требовательно, то ли умоляюще обращавшийся к нему с просьбой открыть сундук.
– Уже иду! – воскликнул он.
Пашка доковылял до сундука и снова зашелся в кашле. Он тяжело оперся на крышку.
– Как ты вообще сюда попала? – поинтересовался он между приступами кашля. – Ты, конечно, маленькая, но не настолько же… Я бы вообще сюда не поместился. Если только пополам сложиться…
– Поместилась, как видишь! Случайно упала! Не болтай чепухи! Открывай скорей!
Мальчик попытался поднять крышку. Он пыхтел изо всех сил, однако она не поддавалась.
– Алина, где ключ? – спросил он, наклонившись к самой скважине.
– У меня! – ответил нетерпеливый голос и нелогично добавил: – Ну отпирай же скорее!
– Зачем же ты туда полезла с ключом? – поинтересовался сбитый с толку Пашка. – Как я открою, если ключ у тебя? Хотя бы ключ оставила! – резонно, хотя и не к месту добавил он.
– Открой чем-нибудь еще и не болтай чепухи! – чувствовалось, что Алина здорово раздражена. – Я же не собиралась закрываться!
– Где у вас тут лом? – спросил Пашка, почесав затылок. – Или топор. – Только сказав это, он с сомнением подумал, сможет ли сейчас управиться с тяжелыми инструментами.
– Где-то у папы. В сарае, кажется, за домом, – ответила Алина.
– На улицу сейчас нельзя. – Пашка снова яростно поскреб затылок. – Если я выйду, то дом запалят, – пояснил он и как бы про себя добавил: – Да и не дотащу я сюда лом. Вот…
– Они что, действительно дом хотят сжечь?! У вас в деревне что, все с ума посходили?! Вы всегда так с приезжими?!
– Не все, – коротко ответил Пашка. – Не знаю, что сегодня на них нашло.
– Ага! Это у них только по понедельникам! – несмотря на весь ужас своего положения, Алина не удержалась от сарказма.
– Да они и по понедельникам раньше нормальные были, – простодушно объяснил Пашка. В ответ раздалось что-то вроде стона и короткий комментарий, по поводу которого мальчик решил, что чего-то не разобрал. Ведь услышать такое не от пьяного односельчанина, а от городской девочки он никак не ожидал.
С улицы через чердачное окошко потянуло дымом.
– Все равно запалили… – растерянно проговорил Пашка.
* * *
Когда мальчик залез в окно, старики возле дома растерялись. Все взгляды устремились на повздорившую с Алиной старушку, которая и была зачинщицей всего предприятия. Но и она не знала, как поступить. Она была готова жечь ведьму, но никак не мальчишку, которого полагала ее жертвой.
– Вот ведь околдовала парня, змеюка! – только причитала она.
Конечно, следовало бы влезть в дом и вывести оттуда Пашку. Но всех сдерживал суеверный страх. Если даже раньше никто из местных старшего возраста старался не переступать порога дома бабки Акулины, то теперь, распаленные рассказами о ведьме и поверившие в них, они и вовсе не были к этому готовы.
– Что делать-то будем? – высказал вопрос, волновавший всех, суровый старик и отшвырнул недокуренную папиросу, которой затянулся во время неожиданного перерыва в работе.
Резко потянуло дымом. Раздался треск. Это занялись ветки, которые казались полусырыми. Причем загорелись резко, сразу, как будто были заранее политы чем-то легковоспламеняющимся. Несколько секунд все смотрели на это зрелище как завороженные.
– Надо бы затушить… – неуверенно проговорил кто-то, не сдвинувшись, однако, с места.
– Стало быть, Бог так решил, – неожиданно заявила Алинина неприятельница и торопливо перекрестилась. Она не решалась предложить поджечь дом, но теперь, когда огонь занялся, отказываться от достижения желанной цели не собиралась. Более того, старушка моментально сумела убедить себя, что огонь – это действительно что-то вроде знака свыше.
– А как же мальчонка?! – воскликнул тот самый старик, который бросил папиросу. Он дернулся было, словно собираясь куда-то бежать, да так и застыл в нелепой позе, не в силах решить, то ли бежать в дом, то ли тушить огонь, то ли оставаться на месте.
– Ничего, выберется, он резвый! – попыталась успокоить его старушка. И, с вызовом обведя глазами собравшихся, уверенно повторила: – Стало быть, Бог так решил!