– Покажи! – потребовала Алина.
– Ладно! – сдался Пашка. – Только лучше бы тебе туда не глядеть… Вот…
Мальчик убрал руку и отвернулся в сторону, словно происходящее его совсем не касалось. Алина взглянула на памятник и вскрикнула. На нее смотрело ее собственное лицо, четкое, как в зеркале. Девочка крепко зажмурилась, медленно досчитала до пяти и снова открыла глаза. Изображение никуда не исчезло. Это было уже чересчур. Алина почувствовала, как куда-то проваливается, и сопротивляться этому не могла…
Очнулась она от холода и неприятного колючего прикосновения. Потом узнала склонившегося над ней Пашку и поняла, что мальчик усердно трет ее щеки грязным снегом, который еще кое-где лежал в самых тенистых местах. Девочка рывком села. Голова кружилась так, что она едва не упала вновь.
– Ну вот, пришла в себя! – обрадовался мальчик.
– Долго я так провалялась? – поинтересовалась Алина.
– Минут пять, – ответил Пашка, предварительно пошевелив губами, словно производил в уме сложные подсчеты.
– Немало, – пробормотала девочка. Ей очень не хотелось опять вглядываться в памятник, но любопытство и желание разобраться во всем победили. Она искоса, словно тайком, поглядела на портрет на памятнике, втайне надеясь, что он принял прежний вид, а собственное изображение ей только почудилось. И действительно, к ее глубочайшему изумлению, с памятника вновь смотрел тусклый облик, который невозможно было даже толком разглядеть.
– Чудеса! Нечистая сила! – прошептал Пашка и несколько раз торопливо перекрестился.
– Ты ведь тоже это видел? – спросила сбитая с толку Алина.
– Угу! – мальчик кивнул. – Знаешь что, пойдем-ка отсюда, а то мы засиделись. Авось до станции и добредем…
– Подожди! – прервала его девочка. – Протри портрет еще раз!
– Зачем?
– Просто протри! Я хочу посмотреть!
Пашка, ворча что-то себе под нос, послушно провел канвой по портрету. С него опять смотрело Алинино лицо, только чуть более тусклое. Мальчик снова принялся креститься, а девочка, которую прошиб холодный пот, полезла в карман за платком и вскрикнула.
– Что с тобой? – озабоченно поинтересовался Пашка.
– Палец уколола! – Алина с досадой посасывала указательный палец, на котором выступили алые капельки. – Совсем про эту иголку забыла!
Девочка расстегнула куртку, осторожно вытащила из подкладки иглу, которая совсем недавно была для нее последним средством самообороны, и с досадой швырнула ее в сторону памятника. Раздался треск.
Ребята оглянулись и дружно ахнули. Памятник, еще недавно казавшийся таким крепким, раскололся на части и теперь представлял собой жалкие обломки. От портрета на нем и вовсе остались такие мелкие осколки, что невозможно было понять, что на них когда-то было изображено.
Алина потянулась вперед и вдруг рухнула на землю. Какая-то сила не давала ей даже поднять голову. Девочке казалось, будто на нее навалился кто-то тяжелый. Пашка суетился рядом, пытаясь ее поднять, но у него не получалось оторвать ее от земли даже на миллиметр. Алина слышала его голос, доносившийся глухо, как сквозь вату. Кажется, он собирался поднимать ее с помощью рычага. Если бы у нее были силы, она бы рассмеялась, настолько нелепой представлялась подобная картина.
Давление между тем все усиливалось. Алину буквально вдавливало в землю, она уходила в глубину. Еще немного – и ее нос и рот должны были оказаться на уровне почвы. Неужели она задохнется, а потом вся уйдет под землю? Нужно было бороться, дергаться, сопротивляться изо всех сил, но девочку охватил какой-то странный покой. Она мечтала о том, что сейчас все закончится и больше не нужно будет никуда спешить, ничего делать. Только лежать и спать… Звуки вокруг становились все глуше, а земля, еще недавно казавшаяся мерзлой и жесткой, теперь представлялась лучше самой мягкой постели.
Перед глазами Алины вместо реального окружения развертывалась странная картина. Ей грезилось, будто весь мир вокруг – это одна огромная, неоконченная вышивка, которую должна закончить она сама, так, как ей это захочется. Он составлял единую огромную схему, а все ее элементы, в том числе люди, были в ней только наборами крестиков. При желании их можно было распустить и вышить заново, уже другими, измененными, и все это только при помощи иголки и нитки. В этом мире хозяйкой будет только она.
Внезапно все исчезло. Алина лежала на холодной жесткой земле, наполовину вдавленная в ямку. Над ней стоял Пашка с невесть откуда взявшимся ножом, причем держал он его рядом с ее шеей. Вид у мальчика был самый решительный, и Алина, глядя на него, даже немного испугалась. А вдруг он спятил, совсем как те старики? Вдруг тоже решил, что ведьму надо убить? А что – место для жертвоприношения самое подходящее! Ей даже показалось, что она только что чувствовала прикосновение ледяной, обжигающей стали к своей шее.
– Ты чего это? – робко спросила девочка и вдруг поняла, что теперь может легко и свободно шевелиться, что больше ее никто не держит. Она с удовольствием приподнялась, все еще с опаской поглядывая на Пашку.
– Освободил тебя, вот… – коротко ответил он.
– То есть как освободил? – Алина поднялась на ноги и с отвращением отметила, в каком жутком виде ее одежда. Наверное, и лицо было не лучше, так что даже хорошо, что она его не могла видеть.
– Колдовской амулет убрал, – пояснил Пашка.
– Амулет? – Алина укрепилась было во мнении, что у него помутился рассудок, и вдруг заметила, что не чувствует на шее привычной тяжести. Она провела рукой по груди и убедилась, что крестик исчез.
– Я цепочку перерезал, а он в землю ушел, – продолжил немногословный рассказ мальчик. – Ну а ты, значит, освободилась…
Алина посмотрела на то место, где еще недавно лежала. Там, где только что находилась ее шея, она увидела что-то вроде узенькой норы. Девочка протянула было туда руку, но по ней тут же легонько, но ощутимо ударил Пашка.
– Ты совсем больная? – сердито спросил он. – В землю захотела?
Алина хотела возмутиться или даже ударить мальчика, но вдруг поняла, что он прав. Лучше было оставить этот загадочный крестик здесь, в земле, рядом с его прежней хозяйкой. А потом она подумала, что и иголка вернулась к ней очень кстати. Ведь все неприятности начались с укола найденной иголкой, а закончились – уколом и иголкой брошенной, потерянной. Пусть уж и иголка вернется к своей хозяйке.
Только сейчас девочка поняла, что чувствует себя превосходно. Пашка тоже больше не походил на больного. Ощущать себя совершенно здоровой было просто замечательно!
– Знаешь что, – решительно сказала Алина, припомнив все недавние события, – мне нужно вернуться в дом!
– Там же эти… – начал Пашка, но потом решительно мотнул головой, словно отгоняя какое-то наваждение: – А, пойдем! – Он вдруг понял, что сейчас им уже никто не страшен. К тому же надо было все же попытаться спасти дом от пожара. – Вот только твою вышивку захвачу.