Вздрогнув от этой неутешительной мысли, девочка продолжила расследовать свои ночные перемещения. Здесь это было делать легче: следы четко просматривались на пыльном полу. Как она и предполагала, они вели к сундуку. Судя по вытоптанному рядом пятачку, ночью она топталась здесь довольно долго. Алина сняла крестик-ключ, вставила его в замочную скважину, но некоторое время не решалась его повернуть. Ей отчего-то казалось, что под крышкой она увидит что-то неприятное или даже страшное, чего здесь быть никак не должно. Наконец, обругав себя за глупые страхи, девочка открыла замок, и крышка откинулась.
В первое мгновение она отпрянула назад и даже тихонько вскрикнула. Но тут же поняла, что испугалась собственного отражения в тусклой паутине зеркала, показавшегося ей каким-то недобрым. «Хорошо же я выгляжу спросонья!» – произнесла она вслух насмешливым тоном, чтобы немного себя подбодрить, и склонилась над сундуком. Там, по крайней мере на первый взгляд, все лежало на своих местах. Но что-то же она здесь делала этой ночью! Может, что-то искала?
Алина уже хотела начать перебирать вещи, находящиеся в сундуке, но ее отвлекла мама, крайне недовольная тем, что дочь не только не убрала за собой, но и зачем-то отправилась на чердак в одной ночной рубашке, несмотря на прохладное утро. Только тут девочка поняла, что действительно замерзла, и, подумав о том, что ночные хождения в таком виде могут довести до простуды, побежала переодеваться, вытирать лужу и подбирать осколки. Про очередное проявление лунатизма же она пока решила не говорить. Очень уж не хотелось волновать родителей. Да и визит к невропатологу, который, скорее всего, ожидал бы ее после этого, Алину не прельщал.
После завтрака девочка некоторое время колебалась между вышивкой и прогулкой и сделала выбор в пользу второй, убедив себя, что нужно немного проветриться после пребывания на пыльном чердаке. Она с сожалением вынесла ландыши, реанимировать которые было уже невозможно, и чуть не столкнулась с Пашкой, с мрачным видом шагавшим по улице. С его угрюмой физиономией резко контрастировал небольшой букет из цветов довольно веселенькой расцветки, названия которых Алина не знала.
– Привет! – он резко остановился, по инерции слегка качнувшись вперед. В том, что мальчик рад встрече, сомнений не оставалось, однако ясно было и то, что его что-то печалит и даже гнетет.
– Привет! – отозвалась Алина. Она сначала хотела осведомиться о причине его мрачности, но вместо этого вдруг похвалила цветы: – Красивый букет! Даже симпатичнее вчерашнего.
– Красивый… – вздохнул Пашка, даже не глядя на предмет разговора. Потом опять вздохнул и добавил: – Только это не тебе… Вот…
– Понятно! – Алина, готовая уже протянуть руку и благосклонно принять подношение, сделалась пунцовой. Она почувствовала себя так, словно ее ударили или окатили холодной водой. – Ну что ж, Павел…
– Я тебе потом другой нарву, вот, – торопливо принялся объяснять Пашка, испугавшийся, что девочка сейчас уйдет. – А этот…
– Так ты здесь всем цветы даришь? – саркастически осведомилась Алина. Сначала она действительно хотела уйти, но потом решила немного помучить разочаровавшего ее собеседника.
– Эти цветы для Егоровны… – тихо произнес Пашка, глядя в землю.
– Для кого?! – удивленно переспросила девочка, ожидавшая чего угодно, но только не этого.
– Для Егоровны, – грустно повторил Пашка. – Она ночью померла, вот… Ну я и подумал, надо цветочков принести. Соседи все-таки… Вот…
– Понятно… – протянула Алина, не знавшая, как реагировать на это печальное сообщение. Она вдруг подумала, что в случае смерти кого-нибудь из городских соседей едва ли озаботилась бы чем-то подобным. – Эта та старушка, которая меня на той неделе почему-то испугалась?
– Она, – кивнул Пашка. – У нее в последнее время совсем с головой плохо стало. Всю неделю твердила, что смерть ее идет… Вот… Вышло, что и вправду… – он шмыгнул носом. Похоже, кончину пожилой женщины мальчик принял очень близко к сердцу.
– Ну ладно, иди туда. Не буду тебя задерживать, – грустно произнесла девочка.
Пашка ничего не ответил, только кивнул и быстро зашагал по деревенской улице. Алина же, настроение которой оказалось безнадежно испорченным, вернулась в дом и села за вышивку. Ее мысли периодически возвращались к испуганной старушке, лицо которой всего за одну короткую встречу прочно врезалось ей в память. Девочка думала о том, не стала ли она косвенной причиной, ускорившей ее смерть. Сильный испуг в таком возрасте плюс какие-то фантазии, возникающие в нездоровой психике… Алина старалась отгонять от себя эти мысли, но они, как назойливые мухи, возвращались к ней весь день, даже тогда, когда вся семья уже ехала в Москву…
Потянулась обычная школьная неделя, состоящая из уроков, домашних заданий и встреч с подругами. Такое привычное течение событий на сей раз отчего-то угнетало Алину. Ей очень хотелось поскорее вырваться в деревенский дом. В городской квартире же ей было тесно и душно. Единственное, что по-настоящему радовало девочку, была вышивка, которой она и посвящала практически все свободное время.
Работа над вышивкой продвигалась и ночью, причем Алина уже перестала придавать этому большое значение, смирившись с такими странностями. Может, она бы и занялась своим лунатизмом, если бы делала что-то предосудительное. Но ведь речь шла всего лишь о вышивке. К тому же ночная ее часть получалась настолько здорово, что отказаться от приписывания себе такой прекрасной работы просто не было сил. Маму же она успокоила, соврав, что это больше не повторяется.
Между тем неожиданно раскрывшийся талант Алины обрел своих поклонников, а вернее, поклонниц. Наташа, тяжело переживавшая гибель щенка, сквозь слезы благодарила ее за то, что у нее остался такой прекрасный портрет домашнего любимца. Другие же девочки буквально встали в очередь, требуя, чтобы Алина вышила что-нибудь и для них. Исключения составляли Люда, считавшая, что вышивка – это слишком просто и старомодно, и Катя, упорно приплетавшая всякую мистику. Особенно ей не нравился странный узор, становившийся постепенно Алининым фирменным знаком: она утверждала, что в нем, как и в ключе-крестике, есть что-то колдовское и зловещее, однако никаких аргументов в пользу своего утверждения не приводила. Некоторые девочки и сами пытались заняться вышивкой, но результаты, особенно на фоне успехов Алины, оказались столь жалкими, что их неловко было демонстрировать кому-либо, кроме домашних.
Юная вышивальщица втайне мечтала о портретной галерее, вроде той, что обнаружила в деревенском доме, но пока не была уверена в собственных силах и отложила реализацию дерзкого замысла на более поздний срок. Пока же она с удовольствием задумала небольшие подарочные работы, с каждой из которых рассчитывала справиться за пару дней.
Первой ее новой вышивкой стал букет в вазе. Юля, еще одна одноклассница, у которой приближался день рождения, увлекалась цветоводством и выбрала эту тему сама. Сначала Алина не была в восторге от нового рисунка, но быстро увлеклась и успела всего за два дня. Но в рамках схемы девочке уже было тесно, и она внесла свои изменения. Цветы на ее вышивке стали живее и естественнее, а вазу украсил знакомый узор.