Он явственно хихикнул. Такое с ним бывает нечасто, и за все годы работы на него мне так и не удалось как-то классифицировать это хихиканье. Оно могло означать что угодно, начиная от злорадства и заканчивая признанием, что ситуацией владею я. Несколько секунд я сверлил его взглядом, ожидая объяснений, однако объясняться он не пожелал.
Я развернулся, прошел к лестнице, поднялся на два марша, вставил ключ в замочную скважину, повернул его и, назвавшись, постучал. В ответ последовало приглашение войти. Я распахнул дверь и вступил в комнату.
Она явно чувствовала себя как дома. Одна постель была разобрана. Покрывало с нее, аккуратно свернутое, лежало на другой кровати. Девушка сидела за столом возле окна и при свете настольной лампы возилась с ногтями. Она была в синем пеньюаре, босая и теперь выглядела миниатюрнее и моложе, чем в персиковом платье.
– Я сделала вам одолжение, – объявила она без всякого выражения недовольства. – Через десять минут я отправляюсь в кровать.
– Сомневаюсь. Вам придется одеться. Мистер Вульф хочет поговорить с вами у себя в кабинете внизу.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– А почему он сам не может подняться?
Я посмотрел на нее. В подобном одеянии для меня она воплощала собой экстаз, для Вульфа, в его собственном доме, – бесстыдство.
– Потому что на этом этаже нет подходящих для него кресел. Я подожду снаружи.
Я вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Я вовсе не важничал и не задавался. Да, это именно я подцепил нечто обернувшееся для нас возможностью срубить десять кусков, но приемлемых способов обратить ее в наличные не видел и к тому же понятия не имел, какую линию изберет Вульф. Я изложил свою позицию, а он в ответ лишь похихикал.
Много времени на перемену туалета ей не понадобилось, чем она заработала дополнительные очки. Появившись снова в персиковом платье, девушка подошла ко мне и спросила:
– Он сильно взбеленился?
Я предпочел не тревожить ее раньше времени. Лестница у нас достаточно широкая, чтобы двое могли идти по ней бок о бок, и она взяла меня под руку, что я посчитал правильным и уместным. Я ведь сказал Вульфу, что она моя, подразумевая тем самым не только права, но и обязанности.
Возможно, я даже немного выпятил грудь, когда мы вошли в кабинет, хотя и сделал это непроизвольно.
Протянув руку, она ринулась к столу Вульфа и дружелюбно возвестила:
– Именно так вы и выглядите! Как я и думала! Я бы…
Она умолкла, ибо натолкнулась на полное безразличие. Он и бровью не повел, а лицо его пускай и не выражало враждебности, ответным дружелюбием все же не светилось. Она опустила руку. Вульф произнес:
– Я не пожимаю вам руки, чтобы вы потом не расценили этот жест как лицемерие. Там видно будет. Садитесь, мисс Идз.
Досталось же ей, подумал я. Не очень-то приятно, когда отвергают твою доверчиво протянутую руку, каковы бы ни были причины. Получив от ворот поворот, она покраснела, раскрыла рот и тут же захлопнула его, посмотрела на меня, снова на Вульфа, а затем, как будто решив проявить выдержку, двинулась к красному кожаному креслу. Однако, чуть не дойдя до него, она резко обернулась и требовательно переспросила:
– Как вы назвали меня?
– Вашей фамилией. Идз.
Она потрясенно уставилась на него. Потом перевела взгляд на меня.
– Как? – вопросила она. – Почему вы мне не сказали? Но как?
– Послушайте, – воззвал я к ней, – вас ожидал удар, так какая разница, кто его нанес – он или я? Сядьте и смиритесь с неизбежным.
– Но вы же не могли…
Она умолкла, подошла к креслу и села. Ее поразительные глаза обратились на Вульфа.
– Хотя это все равно почти ничего не меняет. Полагаю, мне придется заплатить больше, но я и так была готова. Я говорила мистеру Гудвину.
Вульф кивнул:
– А он ответил, что хотя и берет ваши деньги, окончательное решение оставляет за мной. Арчи, будь так добр, возьми деньги и отдай их мисс Идз.
Естественно, я ожидал подобного и заранее решил не делать из этого проблему. Если – и когда – я должен встать на ту или иную точку зрения, то склонен занимать самую четкую из всех очевидных позиций. Поэтому я встал, подошел к сейфу, открыл его, достал семь новеньких пятидесятидолларовых банкнот, вернулся к Присцилле и протянул ей. Она и не подумала поднять руку.
– Возьмите, – посоветовал я. – Если хотите покапризничать, найдите место получше.
Я бросил деньги ей на колени и вернулся на свое место. Когда я сел, Вульф заговорил:
– Ваше присутствие здесь, мисс Идз, нелепо. Тут вам не пансионат, не приют для истеричек. Это моя…
– Я не истеричка!
– Что ж, ладно, отказываюсь от этого слова. Это не приют для неистеричек. Это моя контора и мой дом. Вы пожаловали сюда и изъявили желание пожить здесь неделю, спать и есть в комнате прямо над моей. При этом вы не потрудились раскрыть ни свою личность, ни принудившие вас к этому обстоятельства, что абсурдно. Мистер Гудвин это прекрасно знал и немедленно выставил бы вас, если бы не решил использовать вашу эксцентричную просьбу с целью подразнить меня… Ну и, конечно же, не будь вы столь молоды и привлекательны. Поскольку он так решил и вы необычайно привлекательны, вас отвели в комнату наверху, помогли разобрать чемодан, угощали коктейлями, подали ужин, и весь привычный уклад жизни в моем доме оказался нарушен. Затем…
– Мне жаль. – Присцилла покраснела. Лицо ее просто пылало. – Мне очень жаль. Я немедленно покину вас.
Она начала вставать.
Вульф жестом остановил ее:
– Обождите, будьте любезны. Последовало развитие событий. У нас был посетитель. Он ушел всего лишь полчаса назад. Некий Перри Хелмар.
Присцилла раскрыла рот:
– Перри!
Она рухнула назад в кресло:
– Вы сказали ему, что я здесь?!
– Нет, – резко ответил Вульф. – Он приехал к вам на квартиру и обнаружил, что вы исчезли, оставив ему записку… Вы ведь оставили ему записку?
– Я… да.
– Прочитав ее и узнав, что вы удрали, он направился прямо сюда. Хотел нанять меня, чтобы я отыскал вас. Рассказал, что скоро вам исполнится двадцать пять лет и что недавно он получил от вашего бывшего мужа, ныне проживающего в Венесуэле, письмо, где говорится, что вы подписали некий документ, отдающий во владение супруга половину вашей собственности. Вы и вправду его подписали?
– Да.
– Ну не глупо ли это?
– Да, но тогда я была дурой, поэтому и делала глупости.
– Ну-ну. Посмотрев фотографии, принесенные мистером Хелмаром, мистер Гудвин, конечно же, вас узнал и предупредил об этом меня, не вводя в курс дела мистера Хелмара. Однако мистер Хелмар к тому времени уже сделал предложение. Он пообещал заплатить мне десять тысяч долларов и возместить неизбежные расходы, если я предъявлю вас ему в Нью-Йорке, живой и здоровой, к утру тридцатого июня.