– Какие проявления были у этой «странной болезни»? – спросил Ван Хельсинг.
Глаза Холмса засверкали от сильного возбуждения, и он ответил:
– Наблюдались симптомы анемии, но, несмотря на многократные переливания крови, девушка постепенно слабела. В конце концов ее привезли домой, и через шесть часов после этого она умерла. Врачи были озадачены не только фактической причиной ее смерти, но и двумя маленькими ранками на шее мисс Маркэм.
– Печать Дракулы! – взволнованным хриплым голосом прошептал Ван Хельсинг. – Холмс, здесь есть все: загадочная потеря крови, постепенное ослабевание жертвы, характерные проколы на шее. Это классические вампирские симптомы.
– Факты кажутся неоспоримыми, – нехотя согласился Холмс.
– Вы действительно верите, что эту девушку инфицировал сам граф Дракула? – недоверчиво спросил я.
Ван Хельсинг уверенно кивнул.
– В таком случае следы ведут нас к Кумб-Трейси, где у девушки впервые были обнаружены симптомы этой болезни.
– Уотсон прав, – сказал Холмс. – Факты ясно указывают на то, что сейчас Дракулы в Лондоне нет, он нашел себе более безопасное пристанище в сельской местности Девоншира. Именно там мы и должны попытаться его выследить.
Ван Хельсинг коснулся рукава Холмса.
– Прежде чем мы продолжим расследование, нам придется выполнить ужасный, но необходимый ритуал. Нам следует на закате прийти на могилу Виолетты Маркэм и уничтожить существо, ныне вселившееся в ее тело.
При этих словах я содрогнулся.
– А как уничтожают вампира? – спросил я, с трудом осознавая всю фантастичность своего вопроса.
– Существует много способов уничтожения существа, восставшего из мертвых, – от сжигания до погружения в текучую воду. Эти способы изложены в древних колдовских книгах, но мне не доводилось применять их на практике. Тем не менее на мне лежит ответственность за уничтожение нескольких колоний вампиров в Карпатах. Есть две формы modus operandi, оказавшиеся вполне эффективными. Серебряная пуля, выпущенная прямо в сердце, способна истребить одно из этих существ. Ясеневый кол, воткнутый в сердце, также уничтожает носителя зла. За каждым из этих действий должно следовать обезглавливание жертвы.
Я был потрясен не только этими ужасными действиями, но и тем, как холодно и бесстрастно описывал их Ван Хельсинг.
– Это тяжелое, отвратительное занятие, доктор, – увидев мою реакцию, сказал он, – но оно абсолютно необходимо. Дело не терпит отлагательств, его нужно закончить сегодня же, пока женщина-вампир не совершила новых преступлений.
– Но почему нужно делать это именно на закате? – спросил Холмс, не в силах скрыть в голосе нотку скептицизма.
Я понимал, что он никак не может примириться с мистической природой этого дела. Несмотря на то что все факты подтверждали теорию Ван Хельсинга, она была настолько чужда научному и практическому складу Холмса, что признание ее он считал почти невозможным.
– Восход и закат – самое эффективное время для уничтожения вампира. Это наиболее таинственная часть суток, когда силы добра и зла имеют равную власть и равновесие легко нарушить.
– И все-таки, рассуждая логически, – вмешался я, – разве дневные часы не более подходящее время?
– В сверхъестественных делах не стоит слишком полагаться на логику, доктор. – Он улыбнулся мне мягкой, снисходительной улыбкой. – Не думайте, что в дневное время силы зла немощны. Они обороняются и поэтому настороже. При ярком солнечном свете входить в склеп куда опасней, чем на заре. Прошу вас, верьте мне, доктор, – мои знания основаны на практическом опыте.
Я молча кивнул. За окном слышался отдаленный шум Стрэнда, грохот экипажей, выкрики уличных продавцов – обыкновенная суета людей, занятых каждодневными делами, – но я чувствовал себя совершенно отрезанным от этого реального мира. Я окинул взглядом посетителей за соседними столиками, которые с довольным видом утоляли свой аппетит, не подозревая о кошмарной правде, известной нам троим. Наверняка, размышлял я, все это – какой-то отвратительный сон, скоро я проснусь в своем кресле у камина на Бейкер-стрит, и ко мне вернется мой уютный, лишенный неожиданностей, мир.
Мысли мои были прерваны появлением официанта с нашим ленчем. У каждого из нас пропало желание есть, рассеянно ковыряясь в тарелках, мы погрузились в молчание. Мысли о предстоящем деле отнюдь не способствовали пищеварению.
Я с тревожным предчувствием пытался представить, какие ужасные испытания ожидают нас на пути к завершению этого таинственного дела.
День клонился к вечеру, и серое ноябрьское небо наливалось свинцом, когда Холмс, Ван Хельсинг и я вошли на территорию кладбища Белмаунт через узкие деревянные ворота. Петли громко заскрипели, словно на что-то жалуясь.
Место было унылое и открытое. Меркнущий свет превращал надгробия в зловещие силуэты, между голых деревьев, растущих по сторонам кладбища, взметая кипы опавших осенних листьев, метался порывистый ветер.
Мы с Холмсом провели остаток дня, мысленно готовясь к предстоящему делу. Ван Хельсинг был занят более практической подготовкой, результаты которой он принес с собой в объемистом медицинском саквояже.
Где-то неподалеку заухала сова.
– Она чувствует приближение ночи. Скоро совершенно стемнеет, и силы зла восторжествуют, – спокойно заметил голландец.
«Исчезнет без следа дневная благодать,
Когда в ночи охоту начинает тать», – продекламировал Холмс. – Как вы знаете, профессор, я – человек не суеверный, но, право, в ваших словах есть нечто пугающее. Общепризнан тот факт, что большая часть преступлений совершается ночью. Темнота – лучший союзник преступника, его защита и укрытие.
Вновь заухала сова.
– Эта птица определенно с нетерпением ожидает ночи, – пробормотал я.
– Она готовится к охоте – и не только она, – заметил Ван Хельсинг. – Холмс, ведите нас к склепу Маркэмов.
Мы молча пороследовали через кладбище за Холмсом, несущим фонарь. Многие надгробия были полуразрушенными, покосившимися, а неухоженные могилы заросли сорняками. Увы! Грустное напоминание о том, как быстро забывают мертвых.
– Вот он. – Холмс поднял фонарь.
Тусклые лучи осветили небольшое приземистое строение в углу кладбища.
Пока мы подходили к склепу, я мельком взглянул на двух своих компаньонов. У обоих на лицах было выражение мрачной решимости. Мы спустились по нескольким ступенькам, ведущим ко входу. Ржавые железные воротца, к моему удивлению, легко распахнулись. Ван Хельсинг с Холмсом обменялись понимающими взглядами.
Едва мы вошли внутрь, как наших ноздрей коснулся тлетворный дух смерти. Мимо ног засновали мыши и крысы, потревоженные нашим появлением. В плоском потолке было проделано небольшое круглое оконце с витражом, и слабо окрашенный кружок света падал на дубовый гроб, установленный на каменную плиту в центре склепа. Вдоль двух стен шли каменные скамьи, на которых стояли покрытые паутиной гробы почивших поколений Маркэмов. Скудный свет от фонаря Холмса наполнял помещение мрачным свечением, на стены и потолок падали наши искаженные, причудливые тени.