— Дикие они и к бунтарству склонны! — говорил презрительно.
Вольность казачья по нему так всегда мятежом припахивала. Притеснял, как мог. То провиант, для казацких полков заготовленный исчезал таинственно, то лошадей отбирал, коли потребность была. Казаки роптали, а злость свою на обывателе вымещали. Ладно б на чужой земле, чухну всякую, так от голода и на своих православных обрушивались. Кровное отбирать начали у мужиков. А те — за вилы!
Полки драгунские только по названию к кавалерии относились. На них не иначе смотрели, как на пехоту с лошадьми. Все Ренне постарался. Сколько их, проходимцев со шпагами болталось по Европе в промежуток временной между войнами наследственными. От пфальцской до испанской. Вот и барон курляндский пролез на службу русскую, да морочил голову поначалу. В кавалерии толка-то не знал. Хотя, по правде сказать, офицер был не плохой. И храбрый. Но…лошадей приказывал сбатовать за шеренгами драгунскими и…
— Никаких экзерций конных. Одни пешие! Стрельба плутонгами, по командам. — и поехали:
— К заряду!
— Открой полки!
— Вынимай патрон!
— Скуси!
— Сыпь порох на полки!
— Закрой полки!
— Обороти фузей!
— Патрон в дуло!
— Вынимай шомпол!
— Прибей заряд!
— Шомпол в ложу!
— На плечо!
— Взводи курки!
— Прикладывайся!
— Пали!
— Курок на первый взвод!
— Закрой полки!
— На плечо!
— К ноге!
Пятнадцать команд полагалось дать до производства одного выстрела!
Но были и такие, как Дуглас МакКорин. Правда, он теперь просто Корин назывался. Писарь раз ошибся и не написал полностью. То ли по невниманию, то ли по лени, но этим многие писцы страдали. Стал наш шотландец именем покороче. Поначалу путаница даже возникла. Особенно с жалованием. Ну тут Дуглас так разорался, что все выдали и сразу. А на фамилию новую он плюнул. Лишь бы платили. Пока Ренне торчал в полку, он и не вмешивался. А как уезжал курляндец, на конь сразу сажал всех. Эскадронное учение проводил.
Тут другая беда приключилась. С кормами совсем худо стало. Пока на травах сидели, куда не шло, а как началась осень промозглая, хоть караул кричи! Край-то разорен весь. Что в своих, что в чужих пределах. Приказано было идти пешими, а лошадей в поводу весть. Да, хоть верхом, хоть нет, все едино, лошадь не человек, долго терпеть не будет. Упала обессиленная — встать не заставишь.
Шотландец извелся весь. Голштинец его, Зигфрид, одним сеном сыт не будет. Ему овес подавай отборный! А где взять-то?
Исхудал конь. Ребра торчали. Хоть офицерским лошадям прокорм в первую голову отдавали. А драгунские падали. Одна за одной.
— Если б был приход неприятеля, то отпора дать не на чем! — отписывал Шереметев царю.
Пока на травах сидели, один раз выступили таки против шведа. Шереметев своего сына Михаила отрядил с одиннадцатью тысячами войска. Разгромили они шведский отряд возле мызы Ряпиной. В шестьсот человек целых! Но удача, что не говори.
А вот полковнику Корсакову не повезло. Отбили их шведы с уроном значительным. В газетах европейских все приукрасили, будто русских было почти сто тыщ. Карл XII на радостях прислал Шлиппенбаху патент на чин генеральский. Тот вздохнул тяжко, бумагу королевскую почитав:
— Оно, конечно, приятно. Токмо лучше бы его величество тыщ семь-восемь солдат прислал. — понимал швед, что силы русских растут, а его тают.
Петька Суздальцев и Андрей Сафонов ходили с полком под Ряпину мызу, где первый раз в бою участвовали. Все было бестолково. Навалились нахрапом и взяли.
— Что за война такая?
— Сам не пойму!
К зиме пришел таки обоз провиантский. Подкормились. Шереметьев, узнав, что Шлиппенбах выдвинулся вперед, к монастырю Печерскому, решил снова промысл учинить.
Помолясь, тронулись! Впереди полки драгунские, позади пехота топает. Посередь пушки везут. Шлиппенбах встал лагерем у деревни Эрестфер. Полк рейтарский с майором Ливеном вперед выдвинул. С ними сперва и схлестнулись драгуны. Да удачно! Опрокинули, за речку прогнали. Первый раз, почитай, в конном строю в атаку ходили. Шлиппенбах отступил, два полка с пушками на другом берегу речки оставил. Тут уж драгуны спешились, подождали покудова пехота подтянется. И прорвали дефензиву шведскую. А после, не останавливаясь, и основной лагерь взяли шведский. Шлиппенбах ушел.
— Слава Богу! — сказал царь, узнав о виктории первой, — мы можем, наконец, бить шведов!
Так и новый, 1702 год наступил. Крепчали в боях полки драгунские. Сплоченнее действовали. Мак Конин поднатаскал своих, хоть немного конный строй понимать стали. Если б не беда вечная с кормами конскими, все б ничего. Князя Мещерского съел таки Шереметев. Добился своего. Перевели их командира к Новикову в полк, вице-полковником. А к ним князя Волконского Григория Ивановича назначили. Только он воеводой сидел в Козлове и на войну ехать не спешил. Оттого полком командовал по-прежнему вице-полковник Кутузов. Спокойный и рассудительный. Потерь боевых в полку не было.
Летом вновь на шведов двинулись корпусом тридцатитысячным. У местечка Гуммельсгоф дело имели, для оружия русского славное. Вновь Шлиппенбаха разгромили. Поначалу шведам удалось опрокинуть три полка русских — Кропотова, Полуэктова и Вадбольского, даже несколько пушек было потеряно. Но после оправились, Шереметев сикурс прислал, откинули шведов. А уж затем, когда весь корпус подтянулся, разгромили шведов.
Началось разорение края. Во все стороны были отправлены крупные партии конные. «В полон взяли мужеского и женского пола несколько тысяч, а скота с 20 000, кроме того что употребляли в пищу». — доносил Петру Шереметев. За заслуги его царь вознаградил достойно — фельдмаршалом сделал и орден Андрея Первозванного пожаловал. А всем офицерам по медали выдали золотой, солдатам по рублю серебряному.
К утру, 14-го августа корпус Шереметева вышел к Мариенбургу. Средневековая крепость темнела неприступной громадой, занимавшей весь остров посреди темных вод озера. Длинный деревянный мост, покоившийся на каменных опорах, был заранее разрушен на сотню саженей.
— Да уж дал, Господь, нам испытание, — задумчиво произнес Шереметев, осмотрев позицию. Драгуны с солдатами вовсю уже трудились лопатами. Неделю траншемент возводили. Помогали бомбардирам устанавливать мортиры и пушки.
— Долга осада будет. У гарнизона и пушек небось и припасов хватает. Да и людишек там тысячи четыре или около того. Комендант монастыря Печерского Корсаков писал прошлый месяц, когда они вылазку к нему делали, так ему языки показали.
— Не допустима осада долгая, ваше превосходительство — полковник фон Верден заметил. Шереметев обернулся — почему мол.