Мысли скользили, расслабленные, обессиленные, почти лишенные смысла. Нужно ждать. Нужно просто ждать. Чего же он хотел — цветов и оркестра, или что тут заведено в музыкальной традиции пришельцев?.. Так, между делом, он, Константин Гамов, случайно убил человека. Возможно, того, что лежит сейчас в котле, чья рука свешивается по стенке этого котла, оцепеневшая, с длинными тонкими пальцами, легко изогнутыми предсмертной конвульсией.
Случайно? Нет, он бил осознанно. Делом случая было только то, что от руки Константина пострадал именно этот, а не какой-то другой человек. Случай… Как говорится в расхожей поговорке, случай — псевдоним бога.
…И не надо больше о Боге! Пусть о нем говорит ну вот хотя бы Абу-Керим, если он еще жив, буде у него еще такое желание!
Но отчего он, Гамов, так жалеет о содеянном? Он в своем праве! Эти пришельцы напали на них! Они убили нескольких землян! Да, он совершенно в своем праве, он должен был защищаться! И если бы не удар той дымящейся железякой по лицу человека в длинных закрытых одеждах, быть может, ему не выпало бы даже и сомнительной чести сидеть в этом вонючем подземелье со слизистыми стенами, рядом с вот этим котлом, откуда высовывается рука мертвеца.
Костя вздохнул и уставился на эту неподвижную кисть. Он не мог оторвать от нее глаз. Плыло, плыло в глазах. Забившая ноздри и поначалу нестерпимая вонь уже притупилась и только вяло ворочалась теперь в носу, ленивая, неспешная, липкая.
Конец?
И тут холодная кисть мертвеца вдруг дрогнула и поползла по краю котла. А может, это только показалось…