— Левая греби, правая суши!.. Обе стороны греби!.. И-и... раз!.. И-и... раз!..
Я стоял на высоком мостике, словно какой-нибудь капитан невольничьей галеры, а мои друзья, обливаясь потом, дружно налегали на длинные весла, которые согласно погружались в воду, придавая ладье сходство с огромной многоножкой.
Увлекательное испытание! Я давно о нем мечтал, но раньше не было случая его провести. Мы задумали выйти из порта на веслах, и поскольку Тору и Карло втиснулись в резиновую шлюпку, чтобы снимать это событие, на веслах сидело только восемь человек, по четыре с каждого борта. Я рулил и, чтобы видеть ребят, стоял на перилах, держась за верхний из двух румпелей, которыми были оснащены рулевые весла.
— И-и... раз!.. И-и... раз!..
Ребята полностью выкладывались, чтобы заставить тяжелую ладью двигаться вперед. Общий вес намокшего берди, надстроек и груза, наверно, приближался к пятидесяти тоннам, так что каждому гребцу надо было перемещать по воде вес одного слона. Не справимся с экспериментом — дело может обернуться скверно. Если ладья выйдет из подчинения, малейший порыв ветра пли каприз приливно-отливного течения в гавани может привести к нежелательному контакту с корпусами, швартовами и якорными цепями окружающих нас со всех сторон больших и малых судов. Устремленные на нас с берега и кораблей взгляды многочисленных зрителей еще больше подстегивали ребят.
Мы поднялись до восхода, чтобы попробовать своими силами выбраться из обширной гавани прежде, чем разгуляется ветер и проснутся местные жители. Но пока мы прощались со своими оманскими друзьями, весть об отплытии «Тигриса» каким-то образом распространилась по городу. Кому не удалось проникнуть на охраняемую территорию порта, те выстроились на берегу вдоль главной улицы. Команды стоявших в гавани судов тоже приготовились созерцать, что у нас получится. Выбирая якорный трос, мы отвернули нос ладьи от пирса, затем оттолкнулись от стенки и начали грести.
— И-и... раз!..
Минуту-другую ладья оставалась неподвижной. Потом медленно пошла. Очень медленно. Скорость меньше одного узла, однако достаточная, чтобы судно слушалось руля. Со спущенными парусами «Тигрис», будто длинноногое морское чудище, отполз от пирса и двинулся через лабиринт, образованный бетонными пирсами и стальными корпусами. Потревоженный веслами, уходил за корму засоряющий гавань хлам. Судовые сирены провожали нас тремя гудками: приветствие современных океанских богатырей незатейливому древнейшему предку, упорно пробивающемуся в открытое море. Два вертолета кружили над нами, как бы проверяя, взаправду ли мы уходим. В сопровождении эскорта его величество султан промчался на машине по магистрали до Порт-Кабуса, развернулся и ринулся обратно в свой дворец в Маскате. Вся эта шумиха прибавляла гребцам задора, и когда остался позади последний корабль и открылся свободный путь до крайнего мола, внезапная тишина показалась нам даже гнетущей.
Отчалив в восемь утра, мы к девяти часам успели вполне постичь размеры огромной современной гавани: нам еще надо было обойти внешний волнолом, а уже принялся мешать слабый бриз. Непривычные к гребле, ребята здорово устали. Команда «Тигриса» была явно недоукомплектована. На древних петроглифах у средних размеров камышовой ладьи, как правило, не меньше двадцати гребных весел, у судов побольше — до сорока, у нас же работало всего восемь. С двадцатью веслами мы запросто развили бы втрое большую скорость.
На подступах к выходу из гавани слабый бриз стал для нас подлинной проблемой. Казалось, «Тигрис» не трогается с места и расстояние до волнолома неизменно. Мало того, что ветер тормозил ладью. Поскольку мы принимали его чуть справа от высокого носа, он теснил нас влево, грозя столкнуть с оконечностью дамбы. Рулевые весла вместе с носовым и кормовым швертами не могли противоборствовать сносу, поэтому я командовал правой четверке гребцов «суши!», а левая четверка гребла с удвоенной силой; время от времени ребята менялись местами.
Гребцы выматывали из себя все жилы; я же мог только следить за рулем и покрикивать все громче и настойчивее на своих «невольников». И подбадривать их, конечно. Волнолом упорно приближался. Осталось одолеть каких-нибудь сто метров, после чего мы, сравнявшись с длинной стенкой, обогнем ее штурмуемый волной конец, вырвемся на простор и поднимем квадратный парус. Минуты казались нескончаемыми. Кое-кто из ребят, выбившись из сил, шлепал веслами как попало.
В целом полтора часа ушло у нас на то, чтобы добраться до ворот рукотворной баррикады. Левый борт ладьи смотрел на звездообразные бетонные массивы, принимающие на себя натиск океанского наката. Отчаянными усилиями мы заставили камышового тяжеловеса протиснуться мимо дамбы. Просвет между ладьей и волноломом был так мал, что не давал четверым гребцам на левом борту толком грести. И едва мы вышли за волнолом, как ветер взял верх над мускулами. Вместе с волнами он навалился на ладью с такой силой, что нас стало сносить кормой вперед прямо на зубчатые многогранные глыбы. Лишь секунды отделяли нас от катастрофы.
— Поднять парус!
Строго говоря, время для такой команды еще не наступило, но у нас не было выбора — ребята совершенно выдохлись. Положение было отчаянное. С верхушки волнолома и с полудюжины наблюдавших паше отплытие катеров до нас донеслись тревожные крики. Ладью прижало почти вплотную к торчащим бетонным пальцам; с перил мостика я видел, как разбегаются крабики, спасаясь от рулевого весла, которое проплывало в нескольких сантиметрах от них. Угрожающая картина. Над «Тигрисом» нависла серьезная опасность. Поданный с одного из катеров буксир помог нам продержаться, пока ребята во главе с Норманом бросились ставить парус. В рекордно короткий срок парус занял свое место и наполнился ветром. Минута-другая, и бетонные клешни остались позади. Мы вышли в открытое море.
Как не позавидовать древним шумерским мореплавателям! Насколько все было бы проще, если бы мы, подобно им, могли подойти к Эс-Сохару и отдать якорь у пляжа. Там хватило бы нескольких весел, чтобы на стоянке развернуть ладью кормой к ветру и продолжать плавание.
Слабый ветер дул от зюйд-зюйд-оста — ничего похожего на мощный северо-восточный муссон, обычно господствующий здесь в середине января. Малая скорость при недостаточной площади паруса не позволяла нам лавировать, и мы, принимая ветер с правого борта, вынуждены были идти на север, в обход высокого черного мыса, выдающегося в море к северу от Порт-Кабуса. В шутку я сказал ребятам, что после Макана нам теперь не мешало бы, повернув назад, все-таки посетить долину Инда. На самом деле мы рассчитывали идти с муссоном на юг, в сторону Африки.
До самого вечера перед глазами у нас маячили высокие горы и скалистые острова Омана. С приходом темноты в той стороне было видно лишь несколько ярких огней, да и те вскоре канули в море, и ночью только тусклое зарево обозначало местонахождение Маската и Матраха. Но еще засветло нам явилась знакомая картина — непрерывная череда мачт и судовых надстроек вдоль восточного горизонта. Белые надстройки поднимались все выше, и вот уже целиком видны следующие друг за другом корабли. Мы снова вышли наперерез пароходной трассе, снова началась мерзкая беспорядочная качка в созданной супертанкерами толчее, и раздраженная камышовая ладья опять отзывалась режущим ухо кошачьим концертом на яростные удары волн. Во время нашей с Детлефом полуночной вахты мы с трудом избежали столкновения, в последнюю минуту отвернув в сторону от небольшого сухогруза, который шел прямо на нас.