Book.

Одно дело плыть на пароходе. Одно дело путешествовать по карте карандашом. Совсем другое дело — выйти в океан на первобытном суденышке. [8]

Я остановился, ожидая, что скажет мой аку-аку. Он уснул.

— Так на чем мы остановились? — заговорил он, когда мне удалось его растормошить. — Ах да, мы говорили о короткоухих, дальних родичах малайцев.

— Вот именно. О дальних родичах, потому что это не были малайцы. На пути через океан они явно где-то задержались. Там отчасти изменился их язык, но еще больше — физический тип. Антропологи различают полинезийцев и малайцев по всем признакам — от формы головы и носа до роста и типа крови. Только лингвисты видят между ними родство. Вот что странно.

— И кому же мне, бедненькому, верить?

— Тем и другим, пока речь идет о фактах И никому из них, когда они, пренебрегая друг другом, порознь составляют мозаику. В этом сила чистого исследования, — ответил я.

— И в этом его слабость, — сказал мой аку-аку. — Большинство специалистов сознательно ограничивают свой кругозор, зарываются все глубже и глубже каждый в свой шурф, пока совсем не перестают видеть друг друга. А что добудут, аккуратненько складывают наверху. Вам не хватает еще одного специалиста, который оставался бы на поверхности и обобщал результаты.

— Работа для аку-аку, — заметил я.

— Нет, работа для ученого, — сказал мой аку-аку. — Но мы могли бы ему кое-что подсказать.

— Мы говорили о возможной связи между малайцами и «короткоухими», — еще раз напомнил я. — Как ты, аку-аку, рассудишь, если языковеды говорят «да», а антропологи — «нет»?

— Если языковеды скажут, что негры Гарлема и индейцы Юты вышли из Англии, я предпочту послушать антропологов.

— Будем держаться Тихого океана. Только глупец станет пренебрегать данными языковедения. Язык одним ветром не переносится.

— Язык может найти много путей, — ответил мой аку-аку. — И уж во всяком случае он не может переноситься один против ветра. И если физический тип людей не совпадает, значит, что-то случилось в пути, пролегал ли этот путь на севере или на юге.

Далеко внизу показался всадник. Это врач экспедиции привез из долины Таиохаэ полную сумку пробирок с кровью для анализов. На всех островах, где мы побывали, он брал кровь. Вожди, старики и местные власти помогали отобрать тех, кого еще можно было считать чистокровными. С Таити мы самолетом отправили пробирки в термосах со льдом в Мельбурн, в лабораторию стран Британского содружества. Следующая партия будет выслана из Панамы, а самую первую увез «Пинто». Впервые оказалось возможным исследовать кровь туземцев Полинезии по всем наследственным признакам. Прежде были изучены только факторы А, Б и О, причем выяснилось, что в крови полинезийцев нет фактора Б. Но это же отличает аборигенов Америки, тогда как в Азии — Индия, Китай, Малайские острова — и в Меланезии-Микронезии у всех народностей найден этот фактор.

— Интересно, что нам поведает кровь, — сказал я своему аку-аку.

Тогда я еще не знал, что доктор Симмонс и его коллеги после тщательнейшего анализа установят, что все наследственные факторы взятой нами крови говорят за прямое происхождение от аборигенов Америки и резко отличают полинезийцев от малайцев, меланезийцев, микронезийцев и других азиатских народностей. Этого даже мой аку-аку не мог предположить в моих, простите, в своих самых смелых мечтах.

Я озяб и решил одеться. Потом в последний раз посмотрел на скалу, с которой срывался рокочущий водопад, на сбегающие по мху бусинки. Два желтых цветка гибискуса нырнули в заводь, поплясали на поверхности, потом ток воды унес их вниз, под полог леса. Сейчас и я пойду вниз вместе с потоком. По течению легче идти, недаром бегущая вода была проводником для первых путешественников, вела их к океану и дальше, через океан…

И вот мы уже стоим на корабле — кто на мостике, кто на корме. Даже механики поднялись на палубу и благоговейно смотрят на крутые маркизские горы, за которые, как за исполинский занавес, медленно уходит восхитительная долина. Еще видны пышные вечнозеленые дебри, скатывающиеся по склонам к морю. Буйные заросли словно оттеснили тонконогие кокосовые пальмы к самой воде, чтобы они стояли там и приветливо кивали всем, кто приезжает и уезжает. Эти пальмы придавали острову обжитой вид. Без них была бы одна дикая красота. Мы упивались картиной и запахами. Скоро все сольется, превратится в эфемерную голубую тень и уйдет за край неба…

Мы стояли под лучами тропического солнца с прохладными благоухающими цветочными гирляндами на шее. Сейчас, по обычаю, полагалось бросить их в море и пожелать себе вернуться еще на эти очарованные острова. Но мы медлили. Ведь стоит гирляндам лечь на волны, как они станут точками в конце нашей сказки.

Я два раза уже бросал гирлянду в этом фантастическом краю и вот попал сюда в третий раз.

Полетели за борт первые гирлянды… С мостика — от Санне и капитана Хартмарка. С самой высокой мачты — от Тура-младшего и второго юнги. Легли на воду гирлянды от археологов и моряков, от фотографа и врача, от Ивон и меня. Маленькая Аннет взобралась на шезлонг около поручней на шлюпочной палубе. Привстав на цыпочки, она долго возилась со своей гирляндой, потом изо всех силенок бросила ее через поручни.

Я снял Аннет с шезлонга и поглядел вниз. Двадцать три гирлянды, белые и красные, качались на кильватерной струе. Маленькой гирлянды Аннет среди них не было. Она зацепилась за поручни на следующей палубе. Несколько минут я смотрел на нее, потом решительно спустился и сбросил ее в воду. Зачем?.. С чувством выполненного долга я вернулся к своим товарищам. Никто не заметил моей отлучки. Но мне отчетливо послышался чей-то смех.

— Если не поможет, съешь куриную гузку! — сказал мой аку-аку.