Настоящая любовь, или Жизнь как роман | Страница: 23

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

ДОСТОЕВСКИЙ (подавшись всем телом вперед, лихорадочно). Скажите честно, барон, вы в Лицее грешили? Ходили в публичные дома?


Врангель смущенно опускает глаза.


ВРАНГЕЛЬ (уклончиво). Ну…


ДОСТОЕВСКИЙ (продолжая). А я грешил… Грязный, темный, потаенный разврат на окраинах Петербурга… Но однажды… подросток, почти девочка, двенадцать лет… Нет, это я должен написать, когда-нибудь я напишу это… (С усмешкой.) А вообще, нищета, прозябание, грязные притоны, а потом – «Бедные люди», слава, деньги и какие-то болтуны-социалисты – вот и вся моя биография, барон. Я ушел в каторгу, не полюбя никого. И только теперь, в солдатах… (Обрывает себя.) Впрочем, она светская женщина, мне и не увидеть ее! Проклятый я каторжник…


Врангель, глядя на него, загадочно щурится.

КАЗАРМА. НОЧЬ

Дневальный Бахчеев проходит вдоль двухэтажных нар со спящими солдатами, останавливается у нар Достоевского, толкает его в плечо.


БАХЧЕЕВ. Достоевский, на выход!


ДОСТОЕВСКИЙ (проснувшись). А? Куда?


БАХЧЕЕВ. Ваш Христос воскрес! Быстро! На выход!..

СЕМИПАЛАТИНСК. НОЧЬ

У ворот казармы стоит двухместный тарантас с крытым верхом, на облучке сидит скорчившийся кучер.

В ночной темноте Достоевский, выйдя из казармы, полусонно всматривается в эту фигуру.


Из тарантаса выглядывает Врангель.


ВРАНГЕЛЬ. Федор Михайлович, сюда! Быстрей!


ДОСТОЕВСКИЙ (шагнув к тарантасу). Что случилось?


Врангель хватает его за рукав шинели и силой втягивает в тарантас.


ВРАНГЕЛЬ (кучеру). Пошел!


Адам щелкает вожжами… Конь срывается с места…


От рывка Достоевский падает на сиденье.


ДОСТОЕВСКИЙ. Да что случилось, Александр?


ВРАНГЕЛЬ. Сюрприз!


Под лай собак тарантас мчится по ночному Семипалатинску и…


…выскакивает на освещенную факелами площадь перед церковью. Площадь забита фаэтонами, каретами и тарантасами местных богачей. Всхрапывают кони, запряженные в эти экипажи, хрустят пшеницей в мешках, надетых на их морды… А возницы и кучера толпятся перед церковью… Здесь же вертятся подростки…


Тарантас Врангеля останавливается, Врангель выпрыгивает, тащит за собой Достоевского.


ВРАНГЕЛЬ. Быстрей, а то пропустим!


ДОСТОЕВСКИЙ. Да что пропустим-то?


Врангель, не отвечая, тащит его к церкви сквозь расступающуюся перед ним толпу кучеров и прочего «мелкого» люда. Однако в церковь не входит, а останавливается у двери.


ВРАНГЕЛЬ (Достоевскому). Здесь стойте!


Врангель достает из кармана тяжелые, на цепочке часы, откидывает крышку.

Стрелки часов почти смыкаются на полночи.


ВРАНГЕЛЬ (Достоевскому). Внимание! Сейчас начнется!


И действительно, тут же ударяет перезвон церковных колоколов, двери церкви распахиваются, из них выходит крестный ход – впереди подьячий с фонарем и зажженной свечой, за ним прислужник с большим выносным крестом в руках, потом знатные прихожане с хоругвями – купцы-миллионщики, армейские полковники и генерал-губернатор… А за ними священник с крестом и кадилом…


СВЯЩЕННИК (зычным басом). Христос воскрес из мертвых и, смертию смерть поправ…


Достоевский спешно снимает с головы солдатскую шапку и крестится, провожая взглядом крест.

Закрестились и все вокруг – кучера, слуги, зеваки-подростки…

Врангель, тоже крестясь, локтем толкает Достоевского.


ВРАНГЕЛЬ. Не туда смотрите! Сюда глядите!


Врангель показывает Достоевскому на остальных прихожан, со свечами в руках валом идущих за священником из церкви.


ДОСТОЕВСКИЙ (удивленно). Зачем?


В этот миг из церкви выходит горный генерал-инженер Герф с женой Елизаветой, первой красавицей города. Врангель, онемев от восторга, замирает с открытым ртом.

За Елизаветой идет влюбленная в нее свита – молодые офицеры и купеческие сыновья…


ВРАНГЕЛЬ (лихорадочно, Достоевскому). Эта? Ваша?


ДОСТОЕВСКИЙ (пренебрежительно). Нет, что вы! Это же дьявол. А моя – ангел…


Голос у Достоевского пресекается на полуслове, и Врангель, проследив за его взглядом, видит выходящих из церкви супругов Александра и Марию Исаевых. При свете своей свечи и осененная религиозным чувством, тоненькая Мария выглядит еще моложе и прелестней, чем раньше.


Достоевский, глядя на нее, подается вперед всем телом, его рука застывает, недокрестив лба.


А Мария, ощутив на себе чей-то пылающий взгляд, непроизвольно поворачивает голову и…


Их взгляды встречаются…


Достоевскому чудится: где-то вдали ударили барабаны…


Словно от этого боя, Мария сбивается с шага, но муж подхватывает ее под руку и увлекает за крестным ходом.


ВРАНГЕЛЬ (Достоевскому). Христос воскресе!


Достоевский смотрит на него ничего не понимающим взглядом.


ДОСТОЕВСКИЙ (тупо). Что?


Вокруг них крестятся и троекратно целуются прихожане, звучат голоса:

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе!


ВРАНГЕЛЬ (Достоевскому). Христос воскресе!.. (Троекратно целует Достоевского.) О, Федор Михайлович, у вас жар!


ДОСТОЕВСКИЙ (глядя вслед ушедшей Марии, горестно). Да… Жар… Я люблю ее…


Дробный стук копыт врывается в мирную церемонию крестного хода. На площадь перед церковью на рысях выскакивает запыленный казак-«летучка», его лошадь в пене. Подскакав к полковнику Беликову, командиру линейного батальона, и полковнику Иванову, начальнику местной жандармерии, он спрыгивает с коня и спешит к ним с рапортом.


КАЗАК. Ваше благородие! Генерал-губернатор едет! Завтра прибудет!

СЕМИПАЛАТИНСК И ЛЕВЫЙ БЕРЕГ ИРТЫША, СТЕПЬ. СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ

Полковник Беликов, командир батальона («преоригинальная личность, – сказано в мемуарах Врангеля, – маленький ростом, с круглым брюшком, юркий и подвижный, с большим красным носом»), объезжает на коне свой батальон, в парадной форме выстроенный на западном, пологом, берегу Иртыша для встречи генерал-губернатора.


БЕЛИКОВ. Генерала есть глазами! (Бурану, стоящему у своей роты.) Вам ясно, поручик?


БУРАН (вытягиваясь, громогласно). Ясно, есть глазами, ваше превосходительство!