– Если это всего лишь чья-то Игра, – сказал он, – то мне это неинтересно. Быть пешкой в чужой игре, пусть даже ферзем, – унизительно и вообще… противно. Так что я теперь еще сильнее хочу вернуться домой.
– Если вам позволят.
– А я не собираюсь ни у кого спрашивать разрешения. Ну их всех в коллапс, этих Игроков!
– Боюсь, это вас могут не спросить. И потом, отчего же неинтересно? Мне это, напротив, кажется чертовски интересным! Давайте-ка, дождитесь утра, и все-таки попробуем пройти в нашу лабораторию. Если получится – будем продолжать исследования вместе. Нам так не хватает возможности далеко и надолго углубляться в Зону!
– А как же Блямс?
– Ему мы построим удобное жилище здесь, рядом с лабораторией. Он будет накормлен, ухожен, всегда под защитой, а вы сможете с ним видеться в любое время, когда захотите. Собственно, и вы, если хотите, можете жить вместе с ним – тем более, если в лабораторию вам зайти не удастся. Мы сами будем к вам приходить, и вы все равно станете полноправным участником наших исследований.
– Звучит заманчиво, спасибо, но… я и правда хочу домой. У меня там родные и близкие, любимая работа…
– Я ведь не уговариваю вас остаться здесь навсегда. Впрочем… Хорошо, я больше не стану возвращаться к этой теме, но мое предложение останется в силе, помните об этом.
– Вы намекаете на то, что нас все-таки могут не выпустить из Зоны Игроки? – нахмурился Плюх.
– И это тоже, – кивнул Юлий Алексеевич. – Но не только. Вдруг вы и сами передумаете. И потом, вы же не поинтересовались мнением вашего друга.
Изобразив подобие улыбки, разведчик обернулся к «богомолу»:
– Что ты на это скажешь, Блямсик?
– Блямс-блямс-блямс! – неожиданно эмоционально выпалил друг.
– И что это значит? – спросил профессор Сысоев.
– Мне это неизвестно, – развел руками Плюх. – Он умеет произносить только это. Может быть, вы поможете составить словарь языка, в котором всего одно слово?
– Напрасно иронизируете, – без намека на улыбку сказал ученый. – Это нам с вами кажется, что слово всего лишь одно – так слышит наше с вами человеческое ухо. Но у вашего друга несколько иная анатомия, не так ли?
– Вы хотите сказать, что…
– Если нашу с вами беседу записать, а потом прокрутить в ускоренном раз, скажем, в десять темпе, то мы услышим лишь невразумительное пиликанье.
– Как же я раньше-то… – схватился за голову косморазведчик.
– Не переживайте так, это всего лишь мое предположение, не имеющая никаких доказательств гипотеза. Впрочем… – Юлий Алексеевич нажал что-то сбоку на маске и проговорил: – Я записывал нашу беседу, так что есть возможность произвести кусочек в замедленном темпе.
Из динамиков скафандра ученого донеслись низкие, монотонные звуки. Плюх без подсказки понял, что это говорит кто-то из них двоих. Но вот послышалось и другое, нечто более высокое и быстрое, напоминающее скрежет. Но этот «скрежет» вовсе не был диссонансным и бессмысленным – в нем определенно прослеживались ритм и структура.
– Повторите еще, чуть помедленнее, – попросил косморазведчик.
Профессор Сысоев снова нажал на маску сбоку. Теперь в динамиках зазвучал… голос. Совершенно не похожий на человеческий, и в самом деле какой-то скрежещущий, «металлический», но это был все-таки голос, произносящий осмысленные, без сомнения, фразы.
– Ёшки-блошки!.. – закачался, обхватив голову Плюх. – Что мне еще обрить?..
– Простите, не понял?.. – подался к нему ученый.
– Извините, это я так… Но… это же просто… это… – Косморазведчик резко повернулся к «богомолу»: – Блямсик, так ты и правда разумный?.. Ты со мной все это время разговаривал, а я… Я вел себя, как тупая мартышка, не умеющая отличить на картинке яблоко от банана!
– Блямс… – печально выдохнул друг.
– Вот видите, – сказал Юлий Алексеевич. – Появилась еще одна интересная тема для исследований, как раз вы бы и могли их возглавить. Эх, незадолго до того самого эксперимента от нас уволился коллега – профессор Баринов Леонид Викентьевич. Удивительно светлый человек! Он даже с растениями умел разговаривать. И вот, переманили в новгородский научный центр, платаны изучать… Спасли, можно сказать. Но, будь он сейчас здесь, вы бы с ним такой тандем составили!
– Вы же обещали не возвращаться больше к этой теме, – проговорил, не отрывая от «богомола» ошарашенно-восторженного взгляда Плюх. – А с Блямсиком мы теперь обязательно будем общий язык искать. Дома для этого тоже все условия имеются. Да и не нужны тут особые условия – было бы желание и терпение, а у нас и то и другое имеется, правда, Блямсик?
– Блямс, – подтвердил тот.
Будто в продолжение темы вернулся доцент Тетерин с результатами анализов.
– Это ближайшие родственники, – положил он на стол распечатки. – Один вид.
– Но… как?!.. – не отойдя еще от предыдущей новости, обалдел от следующей косморазведчик.
– Чего-то подобного я и ожидал, – взял один из листов профессор Сысоев. – Сдается мне, что и в самом деле ферзем можете оказаться не вы, а ваш друг. Если и вовсе не королем… Теперь я не удивляюсь тому, как послушно пошли за ним «богомолы». Для них-то он точно король, даже бог.
– Этого же просто не может быть! – торопливо заговорил Плюх. – Сородичи Блямса живут на Машечке! Я же говорил, это планета, вращающаяся вокруг звезды Эпсилон Эридана. Она никак не может быть параллельным дублем Земли!
– Знаете, в чем ваша самая главная проблема? – рассматривая распечатки, проговорил Юлий Алексеевич. – Только без обид, ладно?
– Да какие уж тут обиды, – раздосадованно махнул рукой косморазведчик. – Говорите.
– Энтомологи провели такой опыт… Посадили в банку насекомых – то ли кузнечиков, то ли жуков-прыгунцов, – и накрыли банку крышкой. Жуки эти прыгали-прыгали, колотились о крышку, да и перестали, поскольку все равно выпрыгнуть не получалось. Тем временем крышку с банки сняли. Но жуки все равно больше не делали попыток выпрыгнуть, словно для них эта крышка продолжала существовать. Так вот, Егор, для вас тоже словно существует некая крышка, некие границы, рамки, дальше которых вы не боитесь даже, а и вовсе не помышляете «прыгнуть». Поэтому мой вам совет: всегда помните, что крышки над вами нет.
– Крышки нет… – эхом отозвался Плюх.
– Верно. А теперь, помня об этом, разрушьте ваше «этого не может быть», сказанное ранее.
Разведчик задумался. А потом заговорил, поначалу спотыкаясь, медленно, а затем все быстрее и увереннее:
– «Богомолы» из Зоны… они с некой параллельной Земли… из прошлого. У них уже есть зачатки разума, но сапиенсами их еще назвать нельзя. Они словно неандертальцы… А потом они развивались и стали по-настоящему разумными. Строили города, машины, вышли в космос, добрались до звезд… И они организовали одну из колоний на планете в системе Эпсилона Эридана. Со временем тамошние «богомолы» обрели другую окраску хитина. А потом… Потом они деградировали, забыли науку, разучились строить дома и машины, и в итоге вернулись к первобытной жизни в дикой природе, но все еще оставаясь при этом разумными. Такими я их и застал. Правильно?