– Потише! – неожиданно громко произнес мужчина, спавший в обществе графинчика.
Проснувшись, он удивленно тряхнул головой, глядя на женщин. Александра осеклась. Наталья сидела, окаменев. Барменша не показывалась. Получив с немногочисленных клиентов деньги, заперев бар, она, вероятно, считала себя вправе вздремнуть часок.
– Простите, – бросила в его сторону художница.
Тот, проворчав нечто неразборчивое, поднялся и, нетвердо ступая, ушел. Женщины остались в вагоне одни. Страха Александра не чувствовала совсем. Она протянула руку:
– Пистолет, из которого вы стреляли в Пинске, при вас?
– Я выбросила его в реку, – глухо ответила Наталья.
– Что это за пистолет? Тот, из которого убили Ялинского, был при нем, ведь решили, что это самоубийство.
– Я взяла пистолет у Павла. Он… в бешенстве, наверное. И умирает от страха! – внезапно добавила женщина с мстительным выражением лица. – Он ведь трус!
– Значит, у него тоже было оружие… Впрочем, это не удивительно, при его-то образе жизни. Как вы выследили, в конце концов, меня? Как довели до поезда?
– Я хотела сразу уехать из Пинска после того, как… Вы понимаете, после той грозы и того безумия, которое на меня нашло. Но не могла, не могла вас оставить, чтобы вы дальше продолжали копаться в этом деле. Ходила вокруг дома, куда вошла ваша подруга, которую я принимала за вас. Потом увидела, как она возвращается откуда-то, с нею были вы. Потом вы вместе вышли с вещами и отправились на вокзал. Она уехала в Минск. Вы остались. Кто вы были такая? Я не знала ни о какой спутнице, Павел нанял только одного человека. Я шла за вами по пятам, когда вы гуляли по городу вечером… Подходила совсем близко, но вы меня не замечали. Всю ночь следила за старым домом, в котором вы ночевали. С виду он был совсем нежилой. Я подогнала машину к нему поближе и спала в ней. Всего пару часов. Утром вы появились, пошли в тот дом, откуда выходили с подругой, вернулись оттуда с этюдником и сумкой. Отправились к музею, рисовали на набережной… Я начала понимать, что могла сильно ошибиться… Несколько раз прошла мимо…
– Понятно! – кивнула Александра. – Вы услышали мой разговор с заведующей музеем, где мы упоминали вашу фамилию, и поняли, кто я. Вы очень ловки, что не попались ей на глаза! Хотя ей все равно казалось, что она вас утром видела.
Наталья промолчала, зябко обняв себя за локти.
– Как Павел попадает в квартиру Ялинского? – продолжала Александра. – У него есть ключи?
Зворунская кивнула.
– Откуда?
– Он был любовником жены Ялинского, – внезапно отчеканила Наталья, глядя в глаза Александре с такой жгучей ненавистью загнанного зверя, что та оторопела. – Давно! Чуть не с тех самых пор, как они поженились! Она ненавидела его, но не могла избавиться от этой связи. Он умел очаровывать, подавлять, высасывать все силы, волю… У него были запасные ключи от квартиры, он уходил и приходил, когда хотел. И вертел ею, как хотел. Устраивает вас?!
– Боже… – прошептала Александра, чувствуя, как на спине выступает ледяная испарина. – Где эта женщина?! Ведь она два месяца назад продала все коллекции мужа и куда-то якобы уехала… Что вы с ней сделали?!
Наталья не успела ответить – поезд вновь начал тормозить, за окном, вынырнув из начинавшей светлеть ночи, появилась станция. Тут же в вагоне появилась и барменша. Сонно моргая, она выглянула в окно:
– Что там? Ганцевичи? Ой, я испугалась, что заспалась, что Барановичи уже… Ушел этот?
Подойдя к столику, из-за которого встал мужчина, она взяла наполовину полный графинчик и с деланно недовольным видом отнесла его в бар. Затем появилась перед молчавшими женщинами:
– Что-нибудь еще желаете? Повторить? Или закусочку?
Обращалась она в основном к Наталье. Та пожала плечами:
– Еще коньяк… Лимон…
– Есть сыр отличный! – услужливо сообщила барменша.
– Давайте, пусть будет сыр.
Когда та, довольная, удалилась за стойку, Наталья взглянула на свою спутницу со странно спокойным видом.
– Теперь вы знаете все. Вы оставите в покое эти проклятые гобелены или нет? Говорю вам, они не стоят тряпки, на которой были вышиты. Раз так сказал Ялинский!
– А вам что-то очень хочется, чтобы я их оставила в покое! – заметила Александра. – Если им грош цена, то логичнее вам с Павлом не беспокоиться больше о них. Правда, вам придется сказать ему правду. Но вы же говорите, что выстрел был случайностью. Признайтесь ему во всем и идите в полицию. Ничего другого я вам сказать не могу.
– Ничего? – обреченно переспросила та.
– Ровным счетом, – подтвердила художница.
Барменша появилась перед их столиком как раз в тот момент, когда в конце вагона хлопнула дверь. Невольно обернувшись, Александра с ужасом увидела Анелю. Девушка с розовым от сна, растерянным лицом огляделась и радостно пошла к столику.
– Вот вы где! – окликнула она Александру. – Мне и проводник сказал, что вы здесь. Я проснулась, а вас нет, испугалась. И пить хочу…
Александра, молча переводившая взгляд с Анели на Зворунскую, ждала чего угодно. Взрыва эмоций – радостных или гневных, обмена вопросами, упреками… Но только не того, что произошло.
Ни Анеля, ни Зворунская не проявили при виде друг друга ничего, кроме недоумения. Наталья, мельком оглядев девушку, взялась за коньяк. Анеля, едва на нее взглянув, вновь обратилась к Александре:
– Можно мне минералки купить?
– Сейчас, – поднялась Александра. – Я на минуту!
Зворунская, к которой она адресовалась, даже не повернула головы, когда они выходили в тамбур. Там, закрыв дверь, художница так стиснула руку девушке, что та тихонько вскрикнула.
– Тише! – прошептала Александра. – Эта женщина, за столиком… Ты ее видела когда-нибудь?
– Нет! – распахнув глаза, из которых полностью улетучилось сонное выражение, ответила Анеля. – А что…
– Немедленно возвращайся в купе, ложись и не выходи больше. Воды я тебе принесу. Попозже…
Легонько толкнув Анелю в спину, Александра вернулась в вагон. Миновав столик, она подошла к барной стойке, достала из кармана куртки блокнот, ручку и, написав на чистом листке две строчки, молча протянула блокнот барменше. Та, озадаченно нахмурившись, прочитала, быстро взглянула на женщину, сидевшую к ним спиной и потягивавшую коньяк… И молча, с изменившимся лицом, кивнула.
– Ольгу Ялинскую арестовали через час в Барановичах. – Александра, сощурившись, стояла за спиной подруги и оценивала сделанный ею набросок. – Я бы сказала, ты растешь, как пейзажист… Но боюсь, зазнаешься!
– Про свой творческий и духовный рост я все сама знаю! – улыбнулась та, не без удовольствия оглядывая пейзаж, над которым работала. – Как ты от страха с ума не сошла, не понимаю!