– Каждое Рождество я обедаю с такой.
Одри выдохнула с громким свистом. Но это не было негодование, и она не бросилась в гневе прочь из ресторана. Она продолжала сидеть, сохраняя достоинство, потом открыла рот, чтобы сказать что-то остроумное. Но ей абсолютно ничего не пришло в голову.
Поэтому она просто закрыла его.
Он выругался.
– Одри, прости меня. Я сморозил глупость. Это должен был быть комплимент.
Потому что он соизволил снизойти до обеда с непривлекательной женщиной?
– В таком случае твоя лесть нуждается в определенной доработке, – выдавила она из себя.
– Пожалуйста, Одри. Ты последний человек на этой планете, которого я хотел бы обидеть. Или которого я имею право судить. Мой круг общения имеет тенденцию заполняться красивыми восходящими звездами. Я не встречаюсь с ними ради удовольствия сидеть напротив и пялиться на них. Я хожу на свидания, чтобы посмотреть, чем еще они незаурядны. – Он протянул руку через стол и нежно пожал ее ладонь. – Мне действительно важно, чтобы ты не думала, что я такой.
Она отняла руку, притворившись, что ей нужно вытереть рот салфеткой, и вздохнула. Одри не собиралась капризничать из-за этого. Она была большой девочкой.
– Я научилась жить в согласии с самой собой, Оливер. Я отлично понимаю, кто я. Я знаю, какие добродетели у меня есть. И каких нет.
– Я бы отдал все деньги, которые у меня есть, – прошептал он не глядя на нее.
– Все деньги для чего?
– Чтобы помочь тебе осознать твои сильные стороны.
Казалось, исчезли все звуки, кроме низкого голоса Оливера.
– Меня не волнует, что ты думаешь о моей внешности.
– Конечно, волнует. Потому что ты человек и потому что я, произнеся эти глупые неосторожные слова, невольно встал на сторону тех придурков из твоей школы. – Он встал и помог ей подняться. – А вот меня волнует, что ты думаешь о моей внешности.
Это было настолько смехотворно – не то, что ему было не все равно, а то, что его внешность подвергалась какому-либо сомнению, – что Одри громко рассмеялась.
– Нет, неправда.
– Я сегодня трижды переодевался, прежде чем приехать сюда.
Она оглядела его, приходя в себя и возвращаясь к своему дошоковому состоянию.
– И это что, самое лучшее?
Его губы были слегка окрашены гранатовым сорбетом и выглядели раскрасневшимися, словно от поцелуя.
– Все новехонькое!
– Ого, ты и по магазинам прошвырнулся? Ничего себе. – Ее обида постепенно проходила.
– И я не брился сегодня утром, потому что ты как-то сказала, что тебе нравится легкая щетина.
– Четыре года назад.
Одри нехотя усмехнулась. Не имело значения, зачем Оливер так унижался, чтобы развеять ее смущение, она была просто очень благодарна ему за это. Она посмотрела на него снизу вверх:
– Я знаю, что ты делаешь.
– И что же?
– Ты лжешь. Чтобы я почувствовала себя лучше.
Он прищурился:
– И как, это работает?
– Вообще-то да. – Хотя бы из-за того, что он попробовал. Он сказал именно то, что думал, но никак не хотел причинить ей такую боль.
Оливер сделал полшага к ней:
– Тогда отлично.
– Кроме того, ты всегда хорошо выглядишь. Тебе не нужно стараться.
– Слабое утешение. У меня есть много других причин чувствовать свою неполноценность рядом с тобой, Одри.
Самый богатый и наиболее успешный человек, которого она знала?
– Например?
Нерешительность отразилась на его красивом лице.
– Я живу в страхе, что когда-нибудь посмотрю на тебя и вдруг поймаю твой взгляд – безучастный и терпеливый, каким я смотрю на большинство своих подружек. – Он пожал плечами. – Ты приезжала сюда только из-за Блейка. Может быть, это всего лишь рождественская благотворительность.
От мысли, что она заставила кого-то сомневаться в самом себе – пусть даже кого-то настолько самоуверенного, как Оливер, – Одри поежилась.
– Но ведь я все еще здесь.
Он убрал выбившуюся прядь волос ей за ухо:
– Но ты пришла попрощаться.
– Да, – выдохнула она. Именно такой план был у нее, когда она вошла. Пока что-то не изменилось без ее согласия. – Так почему же я не сделала этого?
Глаза Оливера блестели, он поднял руку и тыльной стороной погладил ее по щеке:
– Вот еще один вопрос, за ответ на который я готов выложить целое состояние.
– Так у тебя очень быстро закончатся деньги.
– Преимущество самого высокого кредитного рейтинга. – Его большой палец пополз вниз, повторяя форму ее нижней губы. – Я могу получить еще.
– Что ты делаешь? – прошептала она.
– Все, что умею, пока ты не скажешь мне остановиться.
И ей действительно стоило это сделать. Они находились в общественном месте, и это был Оливер, известный игрок и настоящее проклятие для многих корпораций азиатского региона. Она не имела морального права подпускать его так близко к себе – не важно, что она больше не была ничьей женой. Не имело значения, что именно он контролировал ленивые движения своих пальцев, а следовательно, и любые вытекающие из этого последствия, в частности, сплетни и слухи. От этого все становилось лишь опаснее. И это еще больше противоречило здравому смыслу.
Но когда Оливер посмотрел на нее своими карими глазами и плотно прижал гладкий большой палец к ее губам, Одри изо всех сил – безуспешно – пыталась вспомнить хотя бы один из этих аргументов.
И ее рот приоткрылся.
Запеченные морские гребешки, копченый угорь с острой сальсой, пармезаном и укропом
– Прекрати.
Оливер убрал руки и отошел от нее к стеклянной стене. Вид спокойных древних гор далеко за бухтой Викторией постепенно выравнивал его дыхание и замедлял сердцебиение.
– Быстрее, чем я надеялся, – пробормотал он куда-то в пустоту. Тем не менее он зашел намного дальше, чем когда-либо мог представить себе.
– Мы находимся в ресторане, Оливер.
– У меня наверху апартаменты.
Но она проигнорировала скрытый смысл этих слов. Опять же потому что она была Одри. У этой женщины было больше стиля, чем он мог предположить.
– Я думала, мы и так на верхнем этаже, – сказала она, одергивая юбку и твердо направляя разговор в другое русло, подальше от того, что только что произошло. От всех этих… прикосновений.
– На верхнем общедоступном этаже. А над нами пентхаус. Формально это часть шестидесятого этажа, только на несколько метров выше.