Она тяжело откинулась на бамбуковый стул.
– Что, если эта слабость заключается в том, что ты даже не пытаешься?
Между его бровями пролегла морщина.
– Дело не только во мне. Это не какой-то лабораторный эксперимент или математическая формула. Есть еще и другой человек. Живой, дышащий, чувствующий человек, существующий в браке, который не идет никому на пользу…
Брак? Подождите… Как они до этого дошли?
– Но все в порядке, если она… жестокая? – удивилась Одри. Разве не это слово он сам только что использовал?
– Если она знает, что к чему. Принимает это.
– Принимает что?
– Недостатки отношений.
– Оливер, я действительно не понимаю…
– Это простая математика, Одри, – раздраженно сказал Оливер. – Ты умная женщина.
Она была умной, но явно не в этом.
– Ты говоришь об отношениях без обязательств?
– О ловушках, которые расставляют эти обязательства.
Она плюхнулась обратно в кресло.
– Для кого? Для тебя?
– Для нее.
Подождите…
– Это из-за твоей матери?
– Она оказалась в ловушке с недостойным человеком из-за своих чувств к нему.
– Она сделала осознанный выбор и осталась с ним, Оливер.
– Там не было никакого выбора. Не в то время.
Он боялся любви, потому что видел, как страдала его мать рядом с неверным мужем?
– Я не могу себе представить, что она была слабой женщиной.
Он моргнул:
– Что? Нет.
– Тогда она сделала свой выбор. Осознанный выбор. Она осталась, потому что так захотела. Или потому что она решила, что он того стоил.
– Если бы не я, она, возможно, ушла бы. Наверняка.
Он услышал свою собственную оговорку по Фрейду? Он обвинял свою мать в том, что она осталась с мужем-изменником.
– Это были восьмидесятые, Оливер, а не пятидесятые. Она могла бы уйти от него даже с ребенком. Многие женщины так поступали.
– Она хотела, чтобы у меня был отец.
– Тогда это было ее осознанное решение. И очень благородное. Она любила его. И тебя.
Вот. Она произнесла это вслух. Слово на букву «л».
– Любовь заманила ее в ловушку.
– Значит, все дело в твоем отце?
– Если бы она не переживала из-за этого, то все это не причинило бы ей столько боли.
Ужасная догадка осенила ее. Она с трудом выдавливала из себя слова:
– Ты не хочешь повторить брак своих родителей. Где у одного из партнеров есть чувства, которых нет у другого.
Это был его способ сказать ей, что он не любил ее – не мог любить ее. Именно поэтому Тиффани была для него лучшим вариантом.
– Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя как она.
В западне. В однобоких отношениях.
– Ты полагаешь, что будет именно так.
– Я знаю себя.
– То есть, ты просто избегаешь каких-либо обязательств, так, на всякий случай? А что, если я исключение?
– Ты заслуживаешь настолько же совершенного человека, как и ты сама.
– Тем не менее, по-видимому, этот образец совершенства все еще не достоин тебя. Разве что переспать по-быстрому.
– Ты самый лучший человек, которого я знаю, – пробормотал он.
О, пожалуйста…
– Ты только что осквернил лучшего человека, которого ты знаешь. Я боюсь представить, как ты относишься ко всем остальным.
Одри отодвинула свой недопитый кофе в сторону и поднялась.
Эти отношения определенно закончились.
– Вот что ты сейчас сделаешь, – начала она, прилагая все усилия, чтобы не выдать боль в своем голосе. – Ты вызовешь сюда автомобиль и скажешь водителю, чтобы меня отвезли в аэропорт. По дорогое мы высадим тебя у твоего отеля, и к утру все превратится в сюрреалистическое воспоминание.
Она опустила ту часть, где она проплачет весь обратный полет в Австралию и никогда не заведет других отношений в своей жизни. Это не добавляло достоинства прощальной сцене.
– Я поеду с тобой в аэропорт…
Она остановилась и посмотрела на него:
– Потому что так не достаточно безжалостно?
– Потому что тогда и для меня все будет кончено. Мне нужно увидеть, как ты уйдешь.
– Почему, Оливер? Почему просто не отпустить меня? Сделай все правильно.
– Я уже делаю все правильно. Однажды, я надеюсь, ты поверишь в это.
Одри отвернулась от него и пошла к лестнице, с трудом сдерживая слезы. Позади нее Оливер бормотал что-то в телефон, и, когда ее нога коснулась последней ступени, со стороны старого здания подъехал лимузин.
Она села в него, не произнеся ни слова.
Оливер последовал за ней.
Они сидели далеко друг от друга, насколько позволяло просторное заднее сиденье.
Всю дорогу обратно в Центральный Гонконг Одри смотрела в окно на сложную комбинацию зеленых холмов и переполненных, многокультурных жилых районов. Скорее всего, она еще вернется в Гонконг, разыскивая очередной инструмент, но она знала, что это будут исключительно мимолетные визиты. Это место потеряло для нее свое очарование.
Сейчас все было разрушено.
Она проглотила комок, подступающий к горлу.
Когда они приблизились к туннелю «Вестерн-Харбор», соединяющему остров с полуостровом Коулун и материковым Китаем, она взглянула на восток и увидела ту же джонку, на которой они завтракали, проплывающую – с огненными парусами – между больших судов в оживленной бухте. На ней уже были другие люди, которые представляли себе, что это их особенная сказка. Только чтобы затем обнаружить, что ничего особенного в ней не было.
Прямо как это ее приключение.
Возможно, она проецировала слишком много собственных чувств на Оливера. Возможно, ей не стоило потакать им, когда они спустились обратно в ресторан. Это она разожгла тогда страсть между ними, не он. Она должна признать это. Она думала, что способна на интрижку на одну ночь, но это было тогда, когда между ними было обстоятельство, а не какой-то ее гипотетический недостаток.
Как бы то ни было, Оливер не представлял себе, что сможет любить ее так же, как она. Ей показалось, что он вздрогнул рядом в машине, как будто мог слышать ее мысли и знал, что будет дальше, – любит его.
Тут сомнений не было: она обожала Оливера Хармера много лет. Единственный таинственный момент заключался в том, когда же это обожание превратилось в любовь. Ее тело отчетливо поняло это в сегодняшние предрассветные утренние часы, когда, зарыв пальцы ей в волосы, он находился глубоко в ней, и его глаза смотрели на нее и горели так, словно он был готов ей поклоняться…