– Очень ответственно. И почетно.
– И у меня есть федеральный допуск к секретной информации, – выдохнула она, когда он поцеловал ее снова, на этот раз в щеку. – А они не дают его кому попало.
Он серьезно кивнул:
– Трудно спорить с Интерполом.
– И… хм… – Она потеряла нить, когда его губы уткнулись ей между ключиц. – У меня есть синий читательский билет. Это означает, что я могу брать книги из отдела справочной литературы.
Поцелуй.
– Убедительно.
– И если я готова рискнуть с тобой, несмотря на то, что ты уже причинил мне боль, самое меньшее, что ты можешь сделать, – это вернуть должок.
Он отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза.
А потом его влажные теплые губы вновь прижались к ее коже, нежно целуя шею. Подбородок. Блуждая. Изучая. Открывая вновь.
– Я не должен был отпускать тебя, – горячо выдохнул он ей в ухо, прежде чем коснуться его языком.
Она повернулась к нему, ища его губы:
– Нет, должен. Чтобы я могла вернуться к тебе снова.
А потом они целовались. Горячо, страстно и неистово. Медленно, глубоко и примиряюще.
– Я не хочу любить никого другого, – прошептал он, поворачивая ее к себе и усаживая на диван. – Я не хочу доверять никому другому. Только тебе, Одри. Всегда.
Он убрал ее волосы назад и покрыл поцелуями ее веки, скулы, лоб, губы. Она протянула руки и утихомирила его ладони, успокоила его губы своими и поймала его взгляд.
– Я люблю тебя, Оливер. Всегда любила. И всегда буду любить. И моя любовь делает меня сильнее и лучше, не важно, вместе мы или нет.
Он повернулся так, чтобы они смотрели друг другу в глаза, сидя на просторном диване.
– Я не хочу больше проводить одинокие часы без тебя, не говоря уже о месяцах. Только не снова. Я не могу себе представить, как бы я жил, не имея возможности любить тебя все эти годы. Насколько одиноко мне было бы.
«Любить тебя…»
Это так легко проскользнуло в его предложении, что казалось очень достоверным. Как будто это всегда было частью его подсознания, словно это не были самые важные слова, которые она когда-либо слышала.
Она засмеялась и всхлипнула одновременно.
Тут его осенило.
– Представь, что мы никогда бы не встретились. Что в тот день ты зашла бы в другой бар по соседству.
– Представь, если бы я была храбрее в тот первый день и мне удалось бы завести настоящий разговор с тобой. Сколько лет мы уже были бы женаты.
Он хитро улыбнулся ей:
– Мы были бы самой развратной супружеской парой в Гонконге.
Она подняла голову:
– В Гонконге?
– Мы бы ведь жили здесь, разве нет?
Одри подумала.
– Да, наверное, здесь. Возможно, ты в любом случае купил бы этот пентхаус.
– Я купил ресторан для тебя, после того как ты не пришла, чтобы у меня всегда была ты.
– Это перебор в самом деле.
Он фыркнул:
– Это отчаяние.
Она провела кончиком языка по его губе.
– Я люблю тебя, отчаянно.
– Я люблю тебя, и точка.
Она не возражала. Она никогда, никогда не устанет слушать эти слова.
– У меня есть для тебя подарок, – сказал он почти застенчиво, подойдя к дорогой елке в углу.
– Скрипки не было достаточно?
Он протянул ей коробочку, маленькую и подозрительно квадратную, в безупречной подарочной упаковке:
– Я бы послал его тебе по почте, если бы ты не пришла.
– Упаковка слишком хороша, чтобы порвать ее.
Он взял у нее коробочку и сорвал с нее красивый бант, а затем вернул ей упаковку. Проблема решена.
Внутри оказалась характерная ювелирная коробочка.
– Оливер…
– Не паникуй. Это не кольцо, – заверил он. – Не в этот раз.
Не в этот раз…
Одри потянула за крошечный кожаный язычок застежки и открыла коробочку. Она не смогла сдержать вздох восхищения. Внутри на черной шелковой подушке лежало изысканное ожерелье со стрекозой – крошечное тельце из белого золота было инкрустировано драгоценными камнями, а ее прекрасные крылья украшены аквамаринами и сапфирами. Тельце переходило в торс женщины, вырезанный из нефрита – изумительной красоты и с обнаженной грудью.
– Это напомнило мне о тебе, – пробормотал он почти извиняющимся тоном. – Страстная, стильная и естественная одновременно. Я не мог его не купить.
Слезы неожиданно навернулись ей на глаза, и оценить эту красоту ручной работы было почти невозможно.
– Это…
Были ли вообще такие слова, чтобы выразить, что это значило для нее? Такой личный и особый подарок. Более значимый, чем любая скрипка. Или ресторан. Или пентхаус.
Она обвила руками его шею, сжимая ювелирную коробочку в кулаке.
– Это изумительно, – выдохнула она ему в ухо. – Спасибо.
Ее поцелуй был красноречивее любых слов, и, спрятав лицо у него на груди, она позволила ему увлечь себя на диван и чувствовала, как бьется его сердце рядом с ее.
Оливер дразнил ее, по очереди поглаживая стрекозу и груди. Медленно стрекоза нагревалась от тепла тела Одри.
– Как ты думаешь, Блейк чувствовал это? – сказала она спустя некоторое время, чтобы отвлечься от его нежных пальцев. – Как сильно нас тянуло друг к другу?
– Почему ты спрашиваешь?
– Он всегда был так встревожен, если я была рядом с тобой. Я думала, может, он чувствовал, что ты привлекал меня.
– Ты шутишь? У тебя лучшее покерное лицо в мире. Я понятия не имел, а ведь я был постоянно начеку, пытаясь распознать малейший знак. – Она нахмурилась, и он поцеловал ее. – Я думаю, скорее он чувствовал, что меня влечет к тебе. Я просто кузнечик по сравнению с твоей эмоциональной дисциплиной сенсея.
– Но почему ему было не все равно, что ты ко мне чувствовал? Учитывая то, что мы теперь знаем?
– Собака на сене? – Оливер поцеловал ее между лопаток. – Может быть, его возмущало покушение на его собственность.
Какими бы заманчивыми ни казались ей губы Оливера, как бы ни хотелось ей бросить этот разговор и отдаться им полностью, что-то внутри Одри ее не отпускало.
– Это была не обида. Это была зависть.
Он усмехнулся:
– Может быть, речь шла не о тебе? Я сам довольно сексуальный… – Он рассмеялся, но Одри привстала на локте, задумчиво глядя на него. – А Блейк был достаточно голубым. Нет, Одри. Я шучу.